Современные проблемы науки и образования. Фотографии коллекции шабельских из собрания российского этнографического музея Народный костюм русских женщин

1

1 Омский филиал Федерального государственного бюджетного учреждения науки Института археологии и этнографии Сибирского отделения Российской академии наук

В статье рассматривается история формирования этнографических коллекций по сибирским татарам в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамера) РАН и Российском этнографическом музее. Приведены данные о сибирских экспедициях, начиная с XVIII в., и о собирателях данных коллекций. Также в статье рассматривается подробно количественный и качественный состав этнографических коллекций сибирских татар. Данные эти публикуются впервые. В музеях Санкт-Петербурга представлены практически все большие и малые народы Сибири, но по сибирским народам практически нет крупных исследований, есть только не большое количество научных статей. Этнографические коллекции по сибирским татарам, находящимся в этих музеях, недостаточно исследованы. В статье сделана попытка обзорно рассказать об имеющихся этнографических коллекциях по сибирским татарам.

этнографические экспедиции к сибирским татарам.

музейные фонды

этнографические коллекции татар

сибирские татары

1. Каралькин П.И., Крюкова Т.А., Предтеченская З.Б. Использование этнографической коллекции как источника в научно-исследовательской работе (из опыта Государственного музея этнографии народов СССР). – М.: Наука, 1964. – 9 с.

2. Каталог выставки «Традиционная культура татар XIX–XX веков». – Казань, 2012. – 157 с.

3. Переписка с переселенцем Ю.О. Горбатовским о собирании этнографических материалов в Тарском уезде Тобольской губернии за 1904 г. // Научный архив РЭМ. – Фонд 1. – Опись 2. – 17 л.

4. Таксами Ч.М. Первый академический музей на новом этапе развития // 285 лет Петербургской Кунсткамере. – СПб.: Наука, 2000. – Т. XLVIII. – С. 5–15.

5. Храмова В.В. Заболотные татары // Известия Всесоюзного географического общества. – М., 1950. – № 2. – С. 174–183.

В Санкт-Петербурге находятся два знаменитых на весь мир этнографических музея - это Музей антропологии и этнографии (МАЭ) имени Петра Великого РАН (Кунсткамера) и Российский этнографический музей (РЭМ). В этих музеях сосредоточены обширнейшие этнографические коллекции по народам мира, и значительное место среди них занимает коллекция народов Сибири. В этой статье будет рассмотрена история формирования этнографических коллекций сибирских татар в вышеназванных музеях, их состав и количественная характеристика.

Музей антропологии и этнографии был создан в 1879 г., на его базе в 1933 г. был создан Институт этнографии АН СССР, а в 1992 г. этот институт и музей был преобразован в Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН.

В МАЭ коллекции по коренным народам Сибири считаются одними из лучших собраний мира по традиционной культуре. В своем докладе на научной конференции, посвященной 285-летию Кунсткамеры, Ч.М. Таксами пишет, что «в настоящее время основной фонд Отдела Сибири включает 747 коллекций с общим числом предметов более 27 тыс. единиц» . Начало формирования сибирских коллекций относится ко времени основания Петербургской Кунсткамеры в 1714 г. Уже в первых коллекциях Кунсткамеры находились вещи, привезенные из Сибири, но планомерный характер работа по сбору этнографических материалов, в частности в Сибири, приняла только тогда, когда специальные экспедиции стали направляться в Сибирь. В 1725 г. большое количество предметов по культуре народов Сибири и Монголии поступили от Д.Г. Мессершмидта, обследовавший эти районы по заданию Академии наук, а с 1733 г. по 1743 г. состоялась Великая Северная экспедиция, которая также принесла богатый этнографический материал о народах, населяющих Сибирь и Дальний Восток. Собранные научные материалы в те годы были частично утрачены. Большой ущерб нанес Кунсткамере в 1747 г. пожар, уничтоживший значительную часть книг и музейных коллекций, но, несмотря на эти неблагоприятные факторы, на протяжении XVIII в. Академия наук направляла экспедиции для комплексного изучения России, ее природных ресурсов и населявших ее народов, прежде всего в Сибирь.

Утрата этнографических коллекций начала восполняться в Кунсткамере уже в 1748 г., после возвращения из экспедиции Г.Ф. Миллера. К 1768 г. сибирские коллекции Кунсткамеры значительно возрасти в связи с Указом Сената и требованием Академии наук о приобретении коллекций для музея. Собранные в это время предметы, в большинстве своем состоящие из меховой одежды, к сожалению, утрачены, часть коллекции, которая сохранилась, из-за плохой документации музейных предметов могла быть включена в так называемые «старые коллекции Кунсткамеры» и определить точно, какие из них каким народам принадлежали, не представляется возможным.

Кругосветные путешествия XIX в. открыли новую страницу в истории российской этнографии. В этот период в музей поступают коллекции по культуре народов Камчатки, Чукотки и Тихоокеанского побережья России. В это время собрал этнографические коллекции по культуре хантов, манси, селькупов М.А. Кастрен, коллекции по якутам собирал А.Ф. Миддендорф во время экспедиции в Восточную Сибирь (1844-1844 гг.).

В первые годы ХХ века в связи с началом формирования Отдела этнографии Сибири в музее резко усиливается собирательская работа среди коренного населения Северной Азии. Среди блестящих ученых, которые вели эту работу, можно назвать имена В.К. Арсеньева, В.И. Анучина, В.Г. Богораза, В.Н. Васильева, В.И. Иохельсон, Д.А. Клеменца, Б.Э. Петри, Ф.В. Радлова, С.М. Широкогорова, Л.Я. Штренберга и др.

В 20-30 гг. ХХ в. к собирательской работе приступают А.А. Данилин, А.А. Попов, Г.Н. Прокофьев, В.Н. Чернецов и др. А в 50-80-е гг. этнографические коллекции по Сибири пополнились за счет таких ученых, как Е.А. Алексеенко, И.С. Вдовин, В.П. Дьяконова, В.А. Кисель, Л.Р. Павлинская, Ч.М. Таксами, Л.В. Хомич и др. Как пишет Ч.М. Таксами, именно «в эти годы коллектив Отдела Сибири создал фундаментальные труды: «Историко-этнографический атлас Сибири» и том «Народы Сибири. Этнографические очерки» . В этот период учеными МАЭ издаются классические труды по этнографии, такие как монографии С.В. Иванова «Орнамент народов Сибири как историко-этнографический источник», А.А. Попова «Нганасаны», Г.М. Василевич «Эвенки. Историко-этнографические очерки», Л.П. Потапова «Очерки по истории и этнографии алтайцев» и др.

В конце XX - начале XXI в. интенсивность пополнения этнографических коллекций МАЭ снизилась. Это связано, прежде всего, с экономическим положением страны в этот период, постепенным исчезновением предметов традиционной культуры и развитием местных краеведческих, этнографических музеев, которые ведут активную исследовательскую и собирательскую деятельность в своих регионах.

Основная задача, стоявшая перед Отделом Сибири в МАЭ, - это сбор полевых этнографических материалов по всем народам Сибири, изучение традиционных культур региона, подготовка и издание монографий была выполнена. Собранные учеными МАЭ материалы хранятся в настоящее время в архиве МАЭ, их материалы поражают своим высоким научным уровнем и широтой охвата изучаемой культуры. Численность коллекций представлена неравномерно. Несмотря на немалую численность сибирских татар (по переписи населения 2002 г., их насчитывалось 9,6 тыс. человек) в МАЭ этнографическая коллекция сибирских татар представлена всего 40 предметами.

Возможно, из-за утраты или неточной документации дореволюционного периода некоторые собранные этнографические коллекции сибирских татар были отнесены к коллекциям других сибирских народов или была включена в так называемые «Старые коллекции Кунсткамеры».

Сбор этнографической коллекции по сибирским татарам в МАЭ начинается в 1948 г. с экспедиции сотрудника МАЭ В.В. Храмовой в Тюменскую область, Тобольский район в Лайтамакском сельском совете. Экспедиция была организована к татарам, живущим в Заболотье. Обследованная В.В. Храмовой группа тобольских татар относится к так называемым «заболотным татарам». Как отметила сама В.В. Храмова: «Татары очень слабо изучены этнографически, а «заболотные» совсем не исследованы. Это изолированная и этнографически обособленная группа татар представляет интерес, прежде всего, вследствие хозяйственного своеобразия: они - в основном рыболовы, чем резко отличаются от остальных групп сибирских татар... «заболотные» татары представляют особый интерес для выяснения этногенеза сибирских татар вообще» . В.В. Храмова подробно описывает поселения «заболотных татар», трудный и долгий путь через болота от одного поселения до другого на маленькой и легкой лодке - долбленке. Подробно описан быт, традиционные занятия и промыслы татар. В.В. Храмова делает вывод, что «заболотные татары» относятся к тюркской группе народов, но историю этих татар нужно будет изучать, используя археологические находки в этих местах, т.к. она считает, что «находки керамики принадлежат, по-видимому, не татарам, а какому-то другому народу, жившему здесь в начале нашей эры» . В топонимике рек, урманов и озер встречается много хантыйских слов.

В этой экспедиции было собрано 35 предметов этнографической коллекции «заболотных татар». Больше всего собрано украшений сибирских татар (15 пр.) и детских игрушек (10 пр.). Среди украшений собрано 9 серебряных дутых пуговиц с узорами, ручной браслет из серебряных монет, пара металлических блях для пришивания к лентам, вплетающимся в косы девушкам, раковина «каури», металлический нагрудник на детскую одежду и пара женских металлических дутых серег с подвесками.

Раздел игрушек состоит из шести тряпичных кукол размером от 6 до 8 см., двух деревянных стрел и костей для игры. Предметы охоты и рыболовства представлены 5 предметами - это деревянная стрела с металлическим наконечником (длина 67 см.), наконечник копья усеченный, плоский со втулкой (35,5 см.), часть веревки из лыка, кирпичное грузило с круглым отверстием диаметром 3 см и рыболовный крючок - «блесна» длиной 21 см. Одежда представлена женской головной повязкой «сарауц» из темно-коричневого бархата, вышитый золотыми нитками длиной 48,5 см и высотой 12 см. Утварь также представлена единичным экземпляром - это «чуман» - берестяная посуда из березовой коры, высотой 8 см. В.В. Храмова отмечает широкое употребление «заболотными татарами» берестяной посуды, «из нее едят, пьют, в ней моются, хранят воду и пр. Раньше здесь не знали никакой посуды, кроме берестяной» . Присутствие резных наличников на окнах она объясняет тем, что прежде дома заболотным татарам строили пришлые люди, которые и делали наличники.

Таким образом, мы видим, что собранный материал - разный по количеству и составу. Больше всего собрано предметов в раздел игрушек и украшений, единичные экземпляры приходятся на одежду и утварь. Эта этнографическая коллекция «заболотных татар» 1948 г. под № 4221 хранится в фондах Музея антропологии и этнографии им. Петра Великого (Кунсткамера) РАН.

Следующую экспедицию В.В. Храмова совершила в 1953 г. в село Карбана Тюменской области. Ею была собрана коллекция украшений из 5 предметов. Из них 3 нагрудных металлических украшения в виде пуговиц, детский браслет из белого металла, диаметром 13,5 см. и образец вышивки шерстью на куске материи красного цвета. Узоры вышиты в виде листьев. Эта коллекция по № 6066 за 1953 г. также хранится в фондах МАЭ.

Еще один из крупнейших этнографических музеев мира находится в Санкт-Петербурге - это Российский этнографический музей, Музей был основан в 1895 г. указом императора Николая II и назывался Этнографический отдел Русского музея императора Александра III. В 1934 г. отдел получил статус самостоятельного музея и новое наименование - Государственный музей этнографии, а в 1992 г. Правительство РФ приняло решение о его новом названии - Российский этнографический музей.

Российский этнографический музей хранит более полумиллиона экспонатов, характеризующих традиционно-бытовую культуру 150 народов мира. Как и Музей антропологии и этнографии им. Петра Великого РАН, так и Российский этнографический музей имеют огромную коллекцию , посвященную народам Сибири и Дальнего Востока.

Значительная часть коллекции по сибирским народам была собрана в начале ХХ века. Поступления этих коллекций связаны как с этнографическими экспедициями сотрудников музея, так и с собирательской деятельностью учителей, военных, купцов, ссыльных поселенцев и т.д. Назовем лишь некоторые яркие имена и личности собирателей - это В.К. Арсеньев, В.Н. Васильев, Д.А. Клеменц, Ф.Я. Кон, А.А. Макаренко, Э.К. Пекарский, С.И. Руденко и др.

Самые первые экспонаты сибирских татар были переданы в дар Российскому этнографическому музею с Парижской всемирной выставки 1900 г. - это головное женское украшение «сарауц» из малинового бархата с вышивкой, шапочка с меховой подкладкой, нагрудник из бархата, вышитые золотой нитью, туфли из кожи и бисера. Все предметы принадлежат тобольским татарам, сделаны кустарным способом и датируются концом XIX в. (7 пр.).

Позднее экспонаты по сибирским татарам появились в музее в 1904-1909 годах. Как отмечается в каталоге «Традиционная культура татар XIX-XX веков», изданной в 2012 г. и посвященной всем группам татар, в том числе и сибирским, что «в первую очередь это коллекции корреспондента музея, краеведа и публициста Юлиана Осиповича Горбатовского. В 1904 году им были приобретены памятники культуры тобольских татар, относящихся к концу XVIII - началу XIX века. Это одежда богатых служилых татар их шелка и парчи, серебряные украшения и некоторые предметы, связанные с отправлением мусульманского культа» .

В архиве РЭМа хранится «Переписка с переселенцем Ю.О. Горбатовским о собирании этнографических материалов в Тарском уезде Тобольской губернии за 1904 г.». В письме к Д.А. Клеменцу Горбатовский пишет, «что только может быть интересного для Вашего отдела, я уже наметил в Таре. Имеются оригинальные очень древние костюмы, монеты и металлические вещи народов востока - сартов, татар и бухарцев» . За 1904 г. Ю.О. Горбатовским было приобретено у тобольских татар Тарского уезда Тобольской губернии 10 предметов татарской этнографической коллекции. Это два головных убора - праздничный колпак татарки и еще один головной убор (не указано мужская или женская), четыре женских предметов одежды - два платья, женская безрукавка и праздничный женский кафтан. Ю.О. Горбатовским также было куплено четыре медной посуды - кувшин, кумган и два сосуда. Вещи датируются первой половиной XVIII в.

Другой собиратель предметов по культуре сибирских татар известный этнограф, фольклорист, бывший политссыльный А.А. Макаренко, помимо коллекций по эвенкам, собрал 14 предметов у томских татар во время этнографической экскурсии в Енисейскую и Томскую губернии в 1906 году. Почти все предметы созданы кустарным способом и датируются XIX - началом ХХ века. В основном это предметы женского костюма (6 пр.), украшения (4 пр.) и предметы рукоделия (4 пр.). В разделе костюмов можно увидеть женский нагрудник «тастар» - личник, для прикрытия лица женщины, женский калфак и тюбетейка, а также два «хасите» - мешочки, вышитые бисером, которые носились под мышкой левой руки женщины. Женские украшения представлены серебряными серьгами, браслетом, именным перстнем с печатью и украшением для девичьей косы («чолпы»). В разделе рукоделия имеются льняные салфетки, рушник, а также два вышитых украшения к полотенцам.

В 1920-е гг. продолжались комплектования фондов Этнографического отдела по культуре народов Крайнего Севера , Сибири и Дальнего Востока. Было организовано несколько экспедиций в Сибирь. В 1930-1940-е гг. перед музеем были поставлены новые задачи. Наряду с этнографическими материалами в обязательном порядке собирались газеты, плакаты, статистические данные. Экспедиционные сборы были резко сокращены, и вплоть до 1950-х гг. основная деятельность отдела была сосредоточена на восстановительных работах.

С середины 1950-х гг. возобновился сбор экспонатов для комплектования отдела Сибири. Можно отметить, что с 1920 до конца 1950-х гг. собирались материалы в основном по народам Севера и Дальнего Востока, а к сибирским татарам экспедиции не направлялись.

И только летом 1959 г. П.И. Каралькин, в ту пору заведующий отделом Сибири Государственного музея этнографии народов СССР, занимающийся культурой народов Южной Сибири, провел экспедицию у сибирских татар в селах Тюменского и Тобольского районов Тюменской области. Им было приобретено 36 предметов одежды, обуви и домашней утвари, а также сделаны около 150 фотоснимков города Тобольска, жилища в татарских юртах, бытовые предметы и др. Предметов мужского и женского костюма в этой коллекции 15. Из них 3 женских платья, 1 женский камзол, 3 женских головных уборов, мужские штаны и шапка. Обувь представлена двумя парами женских сапог «аду» из кожи и женской обувью из овчины «кеси». Из женских украшений в коллекции есть бусы из камня и две косоплетки «манит» - шнуры с монетами для украшения девичьей косы. Среди собранных предметов есть вещи религиозного культа - это четки из стеклянных и деревянных бусинок, а также два шамаиля из бумаги с изречениями из Корана. Шамаили подвешивали в помещении в качестве оберега для жилья и домочадцев. Домашняя утварь представлена 4 предметами - это медный таз, улочка, скребок для выделки кожи и берестяная коробка для переноски живой рыбы. Большинство предметов датируется концом XIX - серединой ХХ в., и созданы они кустарным способом.

Одно из последних поступлений в коллекцию сибирских татар было в 1978 г. - закупочной комиссией была куплена пара женских сапог «читек».

П.И. Каралькин отметил, что «от полноты содержания коллекций по тому или иному народу и от тщательности их изучения зависит нередко полнота сведений по этнографии данного народа» . Кроме того, этнографические коллекции музея широко используются в качестве источника при решении вопросов, связанных с его этнической историей, традиционной культурой, обычаями и верованиями. По этнографическим коллекциям можно проследить трансформацию культуры народа, отметить традиционные и черты культуры и быта, а также отметить новации, произошедшие в течение определённого периода времени. Ценность этнографических фондов обуславливается и тем, что отдельные категории предметов в ряде случаев больше всего сохраняют этнические особенности народа и только в музейных коллекциях можно увидеть давно вышедшие из употребления вещи.

Таким образом, мы видим, что этнографическая коллекция сибирских татар в Музее антропологии и этнографии имени Петра Великого (Кунсткамере) РАН и Российском этнографическом музее представлены неравномерны. Коллекции по сибирским татарам собраны в основном с середины XIX до середины ХХ в. В последней четверти ХХ в. и до сегодняшнего дня научными исследованиями сибирских татар в этих музеях практически никто не занимается. В Российском этнографическом музее предметы по сибирским татарам представлены большим количеством и разнообразием предметов, чем в Музее антропологии и этнографии РАН. В МАЭ практически нет материалов по одежде, утвари, орудиям труда и др. Небольшим количеством и довольно однотипно представлены украшения и детские игрушки. В РЭМе коллекция по сибирским татарам представлена более широко: имеются предметы традиционного мужского и женского костюма, украшения, есть предметы религиозного культа и домашней утвари. По орудиям труда, интерьеру жилищ, детским вещам почти нет экспонатов. По сведениям хранителя фонда и научных сотрудников отдела Сибири МАЭ и и РЭМа, мы выяснили, что во второй половине ХХ в экспедиционных сборов у сибирских татар сотрудниками музеев практически не проводились, архивных материалов тоже, к сожалению, немного, так что изучать культуру сибирских татар по имеющимся в этих музеях материалам непросто.

Рецензенты:

Томилов Н.А., д.и.н., профессор, директор Омского филиала Института археологии и этнографии СО РАН, г. Омск.

Смирнова Т.Б., д.и.н., профессор кафедры этнологии, антропологии, археологии и музеологии Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского, г. Омск.

Библиографическая ссылка

Ахунова Э.Р. ЭТНОГРАФИЧЕСКИЕ КОЛЛЕКЦИИ СИБИРСКИХ ТАТАР В МУЗЕЯХ САНКТ-ПЕТЕРБУРГА // Современные проблемы науки и образования. – 2013. – № 6.;
URL: http://science-education.ru/ru/article/view?id=10884 (дата обращения: 01.02.2020). Предлагаем вашему вниманию журналы, издающиеся в издательстве «Академия Естествознания» Издания, выпущенные организацией:
1.Атрибуция музейного памятника: Справочник- СПб.; Лань, 1999 г.
2.Ботякова О.А. Российский этнографический музей: Детский путеводитель. -СПб: Образование - культура, 1998 .
3.Ботякова О.А. Атлас народов России: История. Обычаи. Территория. Для среднего и ст.школьного возраста. - СПб., Изд.дом Нева; М.:ОЛМА-ПРЕССС, 2000.
4.Время и календарь в традиционной культуре: Тезисы докладов Всероссийской научной конференции. - СПб.: Лань, 1999.
5.Дубов И.В. Залесский край: Эпоха раннего средневековья. -СПб.: Эго, 1999.
6.Из истории формирования этнографических коллекций в музеях России. -СПб., 1992.
7.Изучение национального самосознания в этнографическом музее: Материалы семинара. - СПб: Европейский Дом, 1998.
8.Емельяненко Т.Г., Урицкая Л.Б. Российский этнографический музей: Путеводитель.-СПб.: Эго, 2001.
9.Императорские коллекции в собрании Российского этнографического музея Цари народам - народы царям. -М. -СПб: Паспорт интернейшнл, 1995.
10.Искусство народов Северного Кавказа : каталог коллекций. Л., 1990.
11.Калашникова Н.М. Семиотика народного костюма. Учебное пособие для студентов вузов. - СПб., 2000.
12.Классификатор этнографических музейных памятников (для автоматизированной информационно-поисковой системы) - СПб, 1992.
13.Крюкова Т.А. Марийская вышивка. - Л., 1951.
14.Крюкова Т.А. Удмуртское народное изобразительное искусство. - Ижевск-Ленинград: Удмуртия, 1973.
15.Личность и творчество: к 95 - летию со дня рождения Т.А.Крюковой: Сборник/ Редкол.: А.Ю.Заднепровская (отв.ред.), О.М.Фишман, Л.М.Лойко.- Спб.: Лань, 2000.
16.Материалы по этнографии белорусов в собрании Российского Этнографического музея: Предметно-тематический указатель коллекций.- СПб, 1993.
17.Мир детства в традиционной культуре народов СССР: Ч1, 2. -Л.1991.
18.Народное искусство Российской Федерации из собрания Гос. музея этнографии народов СССР: [Альбом] - Л. Художник РСФСР, 1981 .
19.Народы Среднего Поволжья и Приуралья: Каталог- Указатель этнографических коллекций. - Л., 1990.
20.Никитин Г.А., Крюкова Т.А. Чувашское народное изобразительное искусство.-Чебоксары: Чувашское государственное издательство, 1960.
21.Островский А.Б. Мифология и верования нивхов., СПб: Центр Петербургский востоковед, 1997.
22.Одежда народов Азербайджана и Азербайджанцев Дагестана. - Л., 1990.
23.Одежда народов СССР: Из коллекций ГМЭ народов СССР. М- Планета, 1990.
24.Пигмалион музейного дела в России: к 150-летию со дня рождения Д.А.Клеменца. СПБ- "Лань", 1998.
25.Проблемы этнической истории и межэтнических контактов прибалтийско-финских народов: Сборник научных трудов. -СПб, 1994.
26.Русская изба: Иллюстрированная энциклопедия.-СПб: Искусство -СПб, 1999.
27.Русский традиционный костюм: Иллюстрированная энциклопедия. - СПб: Искусство - СПб, 1998.
28.Русский праздник: Праздники и обряды народного земледельческого календаря: Ил.энциклопедия / - СПб.: Искусство.,- СПб., 2001.
29.Современное финно-угроведение: опыт и проблемы; сборник научных трудов. -Л., 1990.
30.Традиции отечественной палеоэтнологии. -Изд.СПбГУ., 1994.
31.Шангина И.И. Русские традиционные праздники: путеводитель по залам РЭМ: Искусство -СПб,.1997.
32.Шангина И.И. Русский фонд этнографических музеев Москвы и Санкт-Петербурга: История и проблемы комплектования: 1867-1930 гг. -СПб, 1994.
33.Шангина И.И., Русские дети и их игры, СПб., Искусство. 2001.
34.Этносемиотика ритуальных предметов: сборник научных трудов. -СПб, 1993.
35.Народы Кавказа: Каталог-указатель этнографических коллекций. -Л., 1981.
36.Проблемы комплектования, научного описания и атрибуции этнографических памятников: сборник научных трудов. -Л., 1987.
37.Государственный музей этнографии народов СССР, Ленинград. -Л:Аврора, 1989.
38.An-ski S. The Jewish Artistic Heritage: An Album,- M.: Ra, 1994.
39.Folkeslad i Tsareus rike - etnografi og imperiebygging: Katalogen. - Oslo.2001.
40.Back to the Shtetl: An-Sky and the Jewish Ethnographic Expedition 1912-1914. - Jerusalem, 1994/
41.Collections Imperials; Tsars et Peoples .- , 1996.
42.Facing West: Oriental Jews of Central Asia and the Caucasus. - Zwolle: Waanders Pablishers, 1997.
43.Jornei worlds: Siberian Collections from the russian Museum of Ethnography.-Springfield, 1997.
44.Juweliererzeugnisse -L:Aurora - Kunstverlad,
45.Muziek voor de ogen: Textiel van de volkeren uit Central-Azir: Tentoonstelling -Antverpen ? 1997/
46.National Costumes of the soviet peoples. - M., 1987.
47.Spipit of Siberia . - Toronto: The Bata Shoe Museum Foundation, 1997.
48.Tappeti dei Nomad: del Asia Centrale della collezione del Museo Russo di Etnografia. San Pietroburgo: Genova, 1993
49.Teppiche ans Mittelasien und Kasachtan: .-L.,1984.
50.Tesori inedit da San Pietroburgo: L, arto orato negli usi e costumi dei popoli Russi dal XVII al XX secondo, museo Statale Etnografico dei Popoli Russi. - Roma, 1992.
51.The Caucasian peoples: Catalogue/ Aut.: V.Dmitriev, l.Slastnikova, E.Selinenkova, E.Neratova, E.Tsareva,-Antverp, 2001.
52. Los Zares Y los Puueblos. Museu d Etnologia.Centre Cultural La Beneficencia Diputacio de Valencia.

1. Северная Россия ,
Псковская губерния

ПРЕДИСЛОВИЕ


За час до наступления полуночи 30 октября 1900 г. Эйфелева башня осветилась багрово-красным светом и раздался пушечный выстрел, известивший о закрытии Выставки. Так закончилась последняя Всемирная Выставка XIX века. Российская империя занимала на выставке 17 из положенных всем участникам выставки 18-ти Павильонов, исключив лишь Колониальный павильон. Генеральным комиссаром Российских Павильонов был князь В.Н.Тенишев, создатель первого в России Этнографического бюро, а художником - К.А.Коровин.

В одном из Российских Павильонов парижане и гости столицы Франции могли ознакомиться с уникальной коллекцией русских костюмов, которые были привезены из частного московского «Музея Старины», по крупицам выстроенного Натальей Шабельской.

Эта потрясающая коллекция крестьянских и городских костюмов необъятной России была поистине бриллиантом народного творчества во всем собрании Парижской выставки.

Через сто с лишним лет, в марте 2009, по инициативе и по приглашению господина Пьера Берже в Центре Ив Сен-Лорана Российский этнографический музей представил выдающийся ряд крестьянских костюмов из различных российских губерний от Архангельска до Воронежа и от Санкт-Петербурга до Восточной Сибири. Думается, что успех этой глубоко продуманной выставки был сродни успеху экспозиции, которая была создана Натальей Шабельской и её дочерьми в 1900 году.

Сегодня мы с большой душевной теплотой представляем издание редких фотографий из довольно большого свода любовно собранных Натальей Шабельской и хранящихся в Российском этнографическом музее.

Читатель, открыв это собрание, сможет взглянуть на лица русских красавиц, позировавших в костюмах, которые скорее можно назвать произведениями искусства последней четверти XIX века, а не просто портняжным мастерством.

Позвольте поблагодарить всех, кто принял участие в подготовке этого издания, начиная с господина Пьера Берже, сделавшего возможным визуальное возвращение во Францию бесценных русских экспонатов знаменитой Парижской Выставки 1900 года.

Доктор Владимир Гусман
Директор Российского Этнографического Музея

Фотографии коллекции Шабельских

из собрания Российского Этнографического Музея.


2. Северная Россия,
Архангельская губерния


В 70-80-е гг. XIX века живой интерес к истории, традиционному русскому народному творчеству буквально всколыхнул умы прогрессивно мыслящей русской интеллигенции и стал определенным общественным явлением. Именно в этот период были заложены традиции особого российского меценатства, одним из ярких проявлений которого стала поистине подвижническая деятельность семьи Шабельских.

Начало систематическому собиранию уникальной коллекции положила Наталья Леонидовна Шабельская, урожденная Кронеберг (1841-1904), блестяще образованная, прекрасно игравшая на фортепиано, увлекавшаяся рукоделием. В 17 лет она вышла замуж за крупнейшего землевладельца Харьковской губернии Петра Николаевича Шабельского (капитана в отставке, участника турецкой войны 1854 года). В своем имении, селе Чупаховка Лебединского уезда, она устроила своеобразную мастерскую, куда взяла 14 талантливых вышивальщиц и умело руководила ими (1). Во время одной из летних поездок по Волге, в конце 70-х гг. XIX века, семья Шабельских посетила знаменитую Нижегородскую ярмарку, которая поразила их самобытностью, колоритностью, многообразием различных ремесел. Именно в этот период «красота родной старины» окончательно определила интерес и направленность собирательской деятельности Натальи Леонидовны, которой она увлекла и своих дочерей, старшую, Варвару Петровну (186?-1939?) и младшую, Наталью Петровну (1868-1940?), активно помогавших, а позже и продолживших дело матери. В то время, когда практически не было никаких изданий, готового материала для руководства, интерес в обществе только пробуждался, а частные собрания охватывали лишь отдельные темы, Шабельским «приходилось идти новым, не проторенным путем, потребовавшим большой затраты энергии, труда и средств» (2).

3. Северная Россия,
Архангельская губерния


За несколько лет упорной и кропотливой работы, в начале 90-х гг. XIX века, Наталья Леонидовна Шабельская в своем московском особняке на углу Садовой и Бронной улиц, создала необыкновенно богатый и разнообразный «Музей старины». Его уникальные коллекции - старинные русские костюмы (крестьянские,купеческие,городские, старообрядческие) всех губерний России, головные уборы, шерстяные и шелковые платки, образцы старинных вышивок, кружев, материи, прялки, пряничные доски, игрушки, предметы археологии - составляли к 1904 г. более 20 000 предметов (3). Целенаправленный подбор памятников, научный подход к проблеме их происхождения (описание предметов и обязательное указание их бытования по губерниями, иногда по уездам) заметно отличали собрание Натальи Леонидовны, открытое для просмотра посетителей (4). Своим активным участием во многих выставках (Москва, 1890, Санкт-Петербург, 1892, Чикаго, 1893, Антверпен, 1894, Париж. 1900) Н.Л. Шабельская внесла выдающийся вклад в популяризацию русского искусства как в России, так и за рубежом. Творческий подход глубоко преданного своему делу коллекционера имел неизменный огромный успех и вызывал всеобщее удивление. Наталья Леонидовна Шабельская и продолжившие ее дело дочери заложили фундаментальную основу не только методики работы с экспонатами, но также и научной реставрации (5).

4. Северная Россия,
Архангельская губерния


С середины 90-х гг. началась работа и по фотофиксации коллекций: в одном из своих писем известному археологу и историку И.Е. Забелину в 1895 году Шабельская сообщала, что «снято по сей день 175 фотографий одежды и по совету Вашему каждая будет с выкройками изображаемой одежды» (6). Неизвестно, имелась в виду съемка костюмов на моделях или еще и отдельных предметов. При жизни Натальи Леонидовны, которая с 1895 года по 1904 год жила из-за болезни за границей, информация о ее коллекции была частично опубликована в различных изданиях и каталогах, но, к сожалению, без иллюстраций (7). После ее смерти, в 1904 году, встал вопрос о судьбе музея. Сестры Шабельские, понимавшие ценность и редкость собрания и обеспокоенные его дальнейшей судьбой , предложили дирекции Этнографического Отдела в Санкт-Петербурге приобрести коллекцию при условии устройства в музее зала имени их матери (8). Уникальное собрание женской одежды, головных уборов, кружев, различных предметов из дерева и кости, знакомящих с традициями шитья золотом, украшения жемчугом, низанья бисером, резьбы (всего более 4000 экспонатов) поступило в 1906 году в Этнографический Отдел от сестер Шабельских. Часть предметов (1478) была подарена, а 2596 приобретена за 40 тысяч рублей золотом в рассрочку на 5 лет императором Николаем II и дарована Этнографическому Отделу Русского музея (9).

5. Северная Россия,
Новгородская губерния


Фотоколлекция Шабельских - уникальный источник не только по изучению истории русского костюма - она является редкой по своей художественной и научной значимости. Создававшаяся, прежде всего, с целью фиксации костюмов различных губерний, которые демонстрировали модели, она стала абсолютно самостоятельным феноменом в истории русской фотографии. Впервые фотографии моделей были опубликованы в 1908 году в очерке Редина Е.К., посвященном письмам В.В. Стасова к Н.Л. Шабельской (10). Вероятно, фотографированием коллекции занимались больше дочери Шабельской - Варвара Петровна (в замужестве - княгиня Сидамон-Эристова) и Наталья Петровна, которые и сами выступили в роли фотомоделей (11). Свои портреты в английском издании «Русской старины» сестры выделили, поместив раскрашенные фотографии (12). Шабельские вывезли небольшую часть фотоколлекции с собой во Францию (в начале 1925 года в Париж уехала Варвара Петровна Сидамон-Эристова, а летом к ней, тяжело заболевшей, выехала Наталья Петровна). Значительная часть (85 номеров), оставшаяся в России, поступила в собрание Дашковского музея в Москве в первой четверти XX века и в настоящее время хранится в фотоархиве Российского этнографического музея. Альбуминовые и сделанные на соленых бумагах студийные фотографии отличает особая выразительность в передаче образа русской женщины; все модели удивительно органичны представляемым костюмам.

6. Северная Россия,
Архангельская губерния


Кроме сестер Шабельских (портреты которых можно атрибутировать согласно изданию 1912 года) позировали, вероятно, вышивальщицы из мастерской Натальи Леонидовны. В настоящем издании публикуется 16 фотографий, на которых в качестве моделей запечатлены Варвара Петровна Сидамон-Эристова и Наталья Петровна Шабельская (13).

7. Южная Россия,
Тульская губерния


Сестры Шабельские, умершие, как и их мать, в Ницце, в эмиграции, мечтали о полноценной жизни их коллекций на родине и возвращении в Россию той части, которая осталась во Франции (14). К сожалению, официальное признание труда всей их жизни наступило значительно позже. Символично, что «второе» рождение их уникального собрания происходит в наши дни, абсолютно подтверждая слова, сказанные Натальей Петровной Шабельской в 1920 г.: «Во всех сохранившихся до наших дней памятниках шитья, древних, обветшалых и казалось бы отживших, есть живая сила, сила красоты и индивидуального творчества» (15). Эта неувядающая красота, несомненно, отличает и фотографии, впервые публикуемые в таком объеме.

1. Стасов В.В. Статьи и заметки, публиковавшиеся в газетах и не вошедшие в книжные издания. .Т. 1. М.. 1952. С. 194-198: Молотова Л.Н. Н.Л. Шабельская и ее коллекции в Государственном музее этнографии народов СССР// Сообщения ГРМ. Вып. X. Л, 1976. С. 168-173

2. Кызласова И.Л. Из истории русской эмиграции 1920-х-1930-х годов: сестры Шабельские. По материалам архива Института H.H. Кондакова в Праге// Искусство христианского мира. Сб. статей. Вып. 5. М.. 2001 г.

3. Императорские коллекции в собрании Российского Этнографического музея: «Цари народам - народы царям»// Каталог выставки. М-СПб 1995г. С. 46

4. Кызласова И.Л.Указ. соч.

5. Кызласова И.Л. Указ. соч.; Шабельская Н.П. Материалы и технические приемы в древнерусском шитье// Сб ст. «Вопросы реставрации». Вып. 1. М.. 1926. С. 112-119

6. Цит. по Кабановой М.Ю. Коллекционирование предметов Текстиля во второй половине XIX века на примере «Собрания предметов русской старины» Н.Л. Шабельской// Собор лиц: сборник статей. Под.ред М.Б. Пиотровского и A.A. Никоновой. СПб., 2006. С. 265

7. Шабельская Н.Л. Собрание предметов русской старины. М., 1891: Каталог выставки восьмого археологического съезда в Москве в 1890 г. М., 1890 (Собрание Натальи Леонидовны Шабельской); В.П.Сидамон-Эристова и Н.П.Шабельская. Собрание русской старины, вып. 1. М.. 1910

8. Архив РЭМ. Ф. 1. оп.2. Л. 707

9. Молотова Л.Н. Указ соч. С. 171

10. Редин Е.К. Письма Стасова к Шабельской// Сборник Харьковского историко-филологического общества. Т. 18. Харьков. 1909. С. 2-15

11. Исраелова С. Чудный русский «теремок». История коллекции Натальи Шабельской// Родина. - 1998. - N 7 . С. 55

12. Илл. 1, 22, 39, 44 в кн. Peasant art in Russia. Edited by Charles Holme// MCM XII, -The Studio» ltd. London, Paris, New York. 1912

13. РЭМ, 5, 14 (Варвара Петровна Шабельская), 1, 2, 3, 4, 6, 8, 18, 21, 24, 26, 29, 32, 52, 65 (Наталья Петровна Шабельская).

14. См. подробнее: Кызласова И.Л.Указ. соч.

15 . Кызласова И.Л. Указ. соч.


Карина Соловьева

НАРОДНЫЙ КОСТЮМ РУССКИХ ЖЕНЩИН

XIX - НАЧАЛА XX В В


8. Северная Россия,
Архангельская губерния


Традиционный русский костюм в XIX в. на фоне европейской культуры представлял собой самобытное явление. Женская традиционная одежда была чрезвычайно разнообразна, но главное различие заключалось в особенностях севернорусского и южнорусского типов костюмов. Эти два комплекса одежды были основными и бытовали на большинстве территорий России.

9. Северная Россия,
Архангельская губерния


Символами русского национального костюма принято считать сарафан и кокошник. Это объясняется тем, что появление сарафана и формирование сарафанного комплекса одежды относится к периоду сложения и развития Русского централизованного государства (конец XIV - середина XVI в.), и именно в это время происходит этническая самоидентификация русских. Сарафан, надевавшийся поверх длинной рубахи, в сочетании с твердым головным убором («кокошником» или «кикой») в XVI в. был в широком употреблении как у феодальной знати и горожан, так и у крестьян. Костюм с сарафаном закрепился, прежде всего, в севернорусских областях. Распространение он получил также в средней полосе России, в губерниях Поволжья, в Приуралье, в Западной Сибири. С момента раскола Русской Церкви во 2-й половине XVII в. старообрядцы, укрываясь от преследований, принесли комплекс с сарафаном в Заволжье, Восточную Сибирь, на Алтай, на Дон, на Украину, в Прибалтику. В XIX веке шло его проникновение в южные губернии России.

10. Северная Россия,
Вологодская губерния


Праздничные рубахи для сарафанного комплекса изготавливали из дорогих покупных тканей: полупарчи, шелка, кисеи (15, 22). Их шили с широким, длинным, почти до пола, рукавом, который сужался внизу. На большинстве фотографий Н.Л. Шабельской, запечатлевших одежду северных и центральных губерний России, можно видеть, что такой рукав сосбаривался на руке, и это придавало ему большую пышность. Запястья поверх рукавов нередко украшали накладными манжетами из картона, покрытого дорогой тканью: бархатом или шелком, - вышитой золотной нитью, рубленым перламутром, жемчугом (3, 5, 6). Иногда в рукаве, в области запястья, делалось отверстие для кисти, и тогда конец рукава ниспадал до пола (13, 60, 62). На Русском Севере такими делали свадебные рубахи: просватанная девушка, причитая об уходящей девичьей воле, ходила по избе и размахивала длинными рукавами. Самобытными были праздничные рубахи Нижегородской губернии: здесь их шили из тонких хлопчатобумажных тканей белого цвета , с двойным сужением на рукаве, выше и ниже локтя (19).

11. Центральная Россия ,
Нижегородская губерния


Сарафаны имели несколько типов покроя. С рубежа XVIII-XIX вв. наибольшее распространение получил косоклинный распашной сарафан (9, 11, 13, 31, 40, 47, 52). Его шили из двух передних и одного заднего полотнища, с косыми клиньями по бокам. Спереди полы застегивались сверху донизу на множество пуговиц с воздушными петлями. В некоторых локальных традициях полотнища сарафана собирались в вертикальные складки, образуя плиссе (3).

12. Южная Россия,
Тульская губерния


Распашные сарафаны изготавливали из самых разных тканей домашней и фабричной выработки. Однотонные сарафаны из холста, кумача, китайки украшали по подолу и вдоль распаха хлопчатобумажной или шелковой тесьмой (45, 60). Сарафаны из полупарчи, бархата, разных видов шелков декорировали позументом или золотным кружевом (2, 6). К середине XIX в. повсеместно у русских стал популярен сарафан, который назывался «прямым», «круглым» или «московским» (5, 10, 14, 15, 17, 29, 43, 56). Он изготавливался из нескольких полотнищ ткани, сшитых и собранных наверху в сборку, которая обшивалась по кругу тесьмой; узкие лямки пришивались на груди и спине. Круглые сарафаны, как и косоклинные, шили из разнообразных домашних и покупных тканей.

13. Центральная Россия,
Ярославская губерния


Обязательным элементом костюма обычно являлся пояс, обхватывающий сарафан по талии (12, 43, 45, 47), но нередко, чтобы уберечь дорогостоящую ткань от трения и порчи, пояс повязывали по рубахе под сарафаном.

14. Центральная Россия,
Нижегородская губерния


Поверх сарафана надевали передник (62) или другую нагрудную одежду разных видов. Распашная однобортная одежда на узких или широких лямках, имевшая несколько типов покроя, называлась «душегреей» или «коротёной» (4, 5, 10, 15, 17, 29, 52, 55). Эта одежда была известна еще в ХVI -ХVII вв. в боярской и купеческой среде. Душегреи изготавливали, по большей части, из дорогих фабричных тканей: бархата, плиса, парчи, полупарчи, шелка - и украшали полосами позумента, бахромой из металлической нити, меховой опушкой; бархатные душегреи декорировали с помощью золотного шитья. С сарафанным комплексом носили также распашную однобортную одежду с длинными рукавами, известную в городской среде еще в XVII в. и называвшуюся «шугаем» (18, 20, 24, 50, 51, 57, 63, 65). В XIX в. шугаи шили разной длины: до начала или середины бедра, до колена. У шугая имелся широкий круглый воротник, нередко он был накладным. Обычно шугаи изготавливали из парчи или дорогих узорных шелковых тканей со сложной фактурой. Края воротника, нижнего края и рукавов украшались бахромой из металлических нитей. Шугаи могли подбивать ватой и, реже, мехом.

15. Северная Россия,
Архангельская губерния


Для холодной погоды существовали такие виды одежды, как «епанечка» - недлинная накидка без рукавов (8); шубка или кафтан (25, 28, 56); подбитая мехом шуба (26, 64). Для тепла использовались также накладные меховые воротники (1, 24, 64, 65). На голову надевали меховую шапку с платком (25).

16. Северная Россия,
Олонецкая губерния


Девушки в комплексе с сарафаном носили открытые сверху головные уборы типа повязки (15, 21) или венца (2, 3, 4, 5, 6, 9, 11, 14, 16,17). Такие головные уборы зачастую имели налобные поднизи из жемчуга или рубленого перламутра, а сзади от них по спине спускались лопасти из дорогих материалов (3). В некоторых местностях существовали специальные венчальные головные уборы, которые по своему типу были девичьими: такова, например, вологодская «коруна» (10). Женщины, преимущественно молодые, носили твердый головной убор, называемый «кокошником». Кокошники были очень разнообразны по конструкции, форме и характеру украшений, но всегда плотно охватывали голову женщины и закрывали волосы (1, 8, 22, 24,26, 28, 29, 31, 42, 43, 46, 47, 50, 52, 53, 55, 64, 65). К очелью многих кокошников обычно крепилась налобная сетка-поднизь из жемчуга или рубленого перламутра. Из тех же материалов делались височные украшения, спускающиеся от головного убора (50, 57). Изготовлением кокошников занимались мастера-специалисты в городах, торговых селах, при монастырях. Материалами для изготовления и отделки служили дорогие ткани: парча, бархат, шелк - а также позумент, жемчуг, перламутр, металлические вставки со стеклом и камнями, фольга. Кокошники часто украшали в технике золотного шитья. В некоторых локальных традициях бытовали также мягкие головные уборы типа «сороки», с жесткой основой внутри «кичкой» (56, 57, 60, 62, 63). Девичьи и особенно женские головные уборы зачастую носили с платком, шалью, головным покрывалом из кисеи или шелка (16, 18, 21, 27, 28, 44, 52, 53, 63). В качестве головного убора могли использоваться один или два платка. Как правило, это были платки из шелка, обильно украшенного золотным шитьем (20).

17. Северная Россия,
Тверская губерния


В комплексе с сарафаном чаще всего носили кожаную обувь, но в некоторых местах использовали и плетенные из лыка лапти, если костюм был из тканей домашнего производства (40).

18. Центральная Россия,
Нижегородская губерния


Девушки и молодые женщины, наряжаясь в праздничный костюм, обязательно использовали украшения: серьги (11, 22, 31, 43, 58, 60) и ожерелья из рубленого перламутра (5, 16, 22, 29, 58 и др.), стеклянные бусы (1, 39, 40, 45, 60), металлические цепи (46) и гайтаны из бисера, иногда с крестами (12, 30, 62). Специфическими являются такие севернорусские шейные и нагрудные украшения, как «ошейник» на жесткой основе (24, 31) и мягкий «язык» типа манишки (50), декорировавшиеся золотным шитьем, жемчугом, стеклянными вставками. Сугубо девичьими украшениями были «косники», которые вплетались в конец косы. В северных и центральных губерниях России они представляли собой твердую подвеску треугольной или сердцевидной формы из дорогих тканей, с внутренней прокладкой из холста или картона. Поверхность косников расшивали золотной нитью, перламутром, жемчугом, металлической бахромой, кружевом (2, 6, 10, 11, 15).

19. Центральная Россия,
Нижегородская губерния


Типичным праздничным аксессуаром костюмов девушек и молодых женщин была «ширинка» - квадратный или прямоугольный кусок холста или шелка, украшенный вышивкой (5, 11, 14, 16, 31, 50, 63).

20. Центральная Россия,
Нижегородская губерния


Более архаичным, чем сарафанный, являлся комплекс одежды с понёвой - поясной одеждой, которую носили только замужние женщины . Ученые считают, что основные элементы этого комплекса - рубаха, понёва и сочетающийся с ними головной убор - входили в состав женского костюма уже в VI-VII вв., в период существования древнерусской народности. В XIX в. костюм этого типа бытовал в южных губерниях Европейской России: Воронежской, Калужской, Курской, Орловской, Пензенской, Рязанской, Тамбовской, Тульской - и частично в центральных и западных губерниях: Московской, Смоленской.

21. Центральная Россия,
Нижегородская губерния


Для комплекса с поневой, по большей части, была характерна рубаха с косыми «поликами» - трапециевидными плечевыми вставками, которые спереди и сзади имеют вид треугольников (36), но все же встречались рубахи и с прямыми поликами, что более характерно для северной традиции (34, 59).

22. Северная Россия,
Новгородская губерния


Рубахи изготавливали из льняного или конопляного домашнего холста; в XIX в. при шитье частично использовали фабричные ткани. Праздничные рубахи украшались на плечах, вокруг ворота, на рукавах и подоле. Декор в зависимости от локальной традиции выполнялся в разных техниках : вышивка, узорное тканье, нашивание лент, аппликация, - а также с помощью комбинирования разных приемов. Техника декора рубахи, его орнаментика и место расположения являлись четким маркером каждой локальной традиции.

23. Южная Россия,
Рязанская губерния


Понёвы шили из домашней шерстяной клетчатой ткани простого полотняного переплетения. Преобладали поневы в синюю клетку, но были также и в черную и реже - в красную клетку. Поневы почти каждого села или группы сел имели свои отличительные особенности в размере и форме клетки, в сочетании цветов, в декоре. Реже встречались также поневы в горизонтальную полосу или с другим орнаментом и однотонные, отличавшиеся более сложными техниками тканья. По конструкции различались два основных типа поневы: распашная из трех сшитых полотнищ, собранных на вздержку для крепления на талии, и с прошвой, напоминающей обыкновенную юбку на вздержке, только при ее изготовлении, кроме полотнищ из клетчатой ткани, использовалось одно полотнище из однотонной ткани темного цвета, чаще всего хлопчатобумажной фабричной (7, 41). При надевании поневы прошва находилась впереди или чуть сбоку; обычно ее не было видно под передником. Праздничные поневы, особенно молодых женщин, по подолу и на стыках вертикальных швов ярко украшали (35, 61). В зависимости от локальной традиции для декора использовали полосы кумача, шелковые ленты, тесьму, позумент, металлическое кружево и блестки, вышивку разноцветными шерстяными нитками и стеклярусом. Декор поневы и его количество зависело от ситуации, при которой надевался костюм. У каждой женщины были комплексы одежды на случай великих, больших и малых праздников; для нескольких дней свадьбы, для разных степеней траура, на смерть. В целом, готовясь выйти замуж, девушка готовила на будущее до 10 - 15-ти комплексов одежды.

24. Северная Россия,
Новгородская губерния


В костюме с поневой, согласно местной традиции, носили один, два или несколько поясов. Способы их повязывания были разными: спереди прямо или сбоку, по бокам, сзади.

25. Северная Россия,
Тверская губерния


Затем надевали передник и/или верхнюю нагрудную одежду (34, 35, 41, 49). Передники шили из домашнего холста или из покупной ткани. Праздничные передники богато украшались вышивкой, узорным тканьем, нашивками из покупных тканей, тесьмы, кружева.

26. Северная Россия,
Тверская губерния


Южнорусская нагрудная одежда, имевшая в разных локальных традициях свое название (навершник, нагрудень, насов, шушка, шушпан, шушун), по своему происхождению является очень древней (33, 35, 37, 41, 49). Чаще она бывала туникообразного покроя. В южнорусских губерниях нагрудную одежду шили до талии, до бедер или до коленей; с длинными или короткими рукавами или вовсе без них; глухой или распашной. Обычно для такой верхней одежды использовали материалы домашней выработки: белый или окрашенный в синий цвет холст; шерстяную ткань белого, горчичного, красно-коричневого или черного цвета; белое или черное сукно. Праздничная нагрудная одежда украшалась клиньями и нашивками из кумача, вышивкой, позументом, блестками, бахромой, полосами узорного тканья, прошивками из коклюшечного кружева.

27. Центральная Россия,
Нижегородская губерния


Головные уборы, входившие в костюм с поневой, состояли из трех или более деталей и имели самую разнообразную форму. Форму всему головному убору придавала внутренняя твердая основа из простеганного холста, которая называлась «кичка». Наиболее ранние по происхождению кички имели форму рогов (23, 49), но в XIX в. были распространены также кички в форме конского копыта, лопаты, седла, котелка, овала и др. На кичку сверху надевался собственно головной убор, представляющий собой чехол по форме основы. Он назывался чаще всего «сорокой» и изготавливался из украшенного вышивкой холста или покупных тканей: кумача, бархата, шелка, шерсти. При соединении боковых частей сороки головной убор приобретал форму закрытой шапочки (32, 40, 48, 49, 59). Очелье сороки украшалось вышивкой (36, 40, 45), золотным шитьем (23, 48, 49, 59), блестками, шелковыми лентами (7). Сзади, прикрывая затылок и шею, крепилась деталь, которая называлась «позатыльник» (33). Его изготавливали из ткани или из бисерной разноцветной сетки на тканевой основе. Нередко в состав головного убора входила полоса ткани украшенная позументом, золотным шитьем или бисером. Эта полоса накладывалась на лоб, верхний ее край заходил под сороку; называлась она «налобником» (7, 32, 59). К позатыльнику или налобнику крепились височные украшения из бисера, шелковой или шерстяной нити, длинные или не очень (23, 40, 59). До середины XIX в. головной убор дополнялся холщовым полотенцем, украшенным вышивкой (23, 40). Позже вместо полотенец стали использовать платки и головные покрывала (48).

28. Северная Россия,
Тверская губерния


С поневным комплексом носили кожаную обувь, с шерстяными чулками, вязанными до колена, или лапти, плетенные из лыка, с онучами (33,35).

29. Северная Россия,
Тверская губерния


Девушки и женщины праздничный костюм дополняли различными украшениями. В ушах носили серьги; исключительно южнорусским наушным украшением являются «пушки» из гусиного пуха, которые крепились к ушам или к головному убору (23, 36, 37, 49). Шейные и нагрудные украшения делали преимущественно из бисера (12, 37), лент (7, 48); популярны были также бусы, которые носили по много низок и нередко вместе с украшениями другого типа (36, 40).

30. Центральная Россия,
Костромская губерния


В областях бытования поневного комплекса девушки до свадьбы ходили в лишь рубахе и верхней нагрудной одежде; в некоторых местах в качестве девичьей одежды получил распространение сарафан, а головной убор, как и везде у русских, являлся открытым (12, 37).

31. Северная Россия,
Олонецкая губерния


На фоне двух основных типов русского костюма, с сарафаном и поневой, существовали и другие комплексы женской одежды, имевшие узкое локальное распространение. Одним из таких является наряд с полосатой юбкой (38, 42, 54).

32. Южная Россия,
Рязанская губерния


Этот комплекс женской одежды включал в себя рубаху, шерстяную полосатую юбку, передник, пояс, нагрудную одежду, головной убор типа кокошника. Такой костюм в XIX - начале XX в. носили женщины в тех селах Воронежской, Калужской, Курской, Орловской, Смоленской, Тамбовской, Тульской губерний, где жили потомки однодворцев - служилых людей, присланных в ХVI - XVII вв. для защиты южных границ Русского государства. Во все эти места комплекс с полосатой юбкой был принесен из граничащих с Белоруссией, Польшей и Литвой западнорусских районов, откуда вербовались служилые люди.

33. Южная Россия,
Рязанская губерния


Отличительной особенностью однодворческих рубах были широкий отложной воротник, широкие рукава, собранные в сборку у запястья, с пришивньми или накладными манжетами в виде длинной оборки из шелковых лент и покупного широкого кружева. Рубахи шили из белой мелкоузорной домашней ткани или покупного красного кумача.

34. Южная Россия,
Рязанская губерния


Юбку изготавливали из пяти-семи полотнищ домашней шерстяной ткани в яркую полосу: красную, белую, зеленую, синюю. Кое-где ее украшали аппликацией из черного плиса, вышивкой крупными стежками шерстяными нитками.

35. Южная Россия,
Рязанская губерния


Поверх юбки по талии повязывали широкий, до 30 - 40 см, пояс домашнего тканья из шерстяных ниток. Пояса обычно бывали полосатые или с абровым орнаментом, ярких цветов. Реже встречались однотонные пояса, обильно вышитые разноцветными шерстяными нитками (54).

36. Южная Россия,
Рязанская губерния


Нагрудная одежда в комплексе с полосатой юбкой по типу являлась жилеткой и называлась «корсеткой». Ее шили из черного плиса или из другой дорогой фабричной ткани. Спереди или сзади корсетку украшали вышивкой из разноцветных ниток или выкладывали по фону ткани орнамент из яркой тесьмы.

37. Южная Россия,
Тульская губерния


Головным убором служил твердый кокошник из позумента в форме, приближающейся к цилиндрической (38, 54). На Смоленщине в качестве головного убора использовали полотенце (42).


В однодворческом костюме очевидно сочетание элементов разных комплексов одежды: западного (юбка, рубаха, нагрудная одежда), южного (широкий тканый пояс, нагрудные украшения из бисера, лент и наушные «пушки» из гусиного пуха), северного (жесткий головной убор).

Родился Леонид Павлович в городе Барнауле Алтайского края 6 июля 1905 года. Там же получил среднее образование. С юношеских лет он проявил интерес к этнографии родного края, совершая поездки с целью изучения культуры алтайцев под руководством известного алтаеведа А.В.Анохина .

«Это был губернский город, выросший на базе Ползуновского и других серебряных заводов. Город был не маленький, с большим числом каменных строений XVIII в. Много было в городе и технической интеллигенции. Там я родился, там успел четыре класса гимназии кончить, пока ее не упразднили. Отец мой был мелким чиновником, служил в канцелярии Главного управления Алтайского округа кабинета Его Величества. Как-то он взял меня еще мальчишкой с собой в Белокуриху, где лечился от ревматизма. Белокуриха - это в 60 км от Бийска, в предгорьях Алтая. Там находятся знаменитые родоновые источники, не уступающие Цхалтубо. Так вот, пока отец принимал лечебные ванны, я с местными алтайскими мальчишками ловил рыбу в речке Белокурихе. Там я научился говорить по-алтайски. Места мне необыкновенно понравились, я просто влюбился в природу Алтая. Тогда-то и решил - буду ботаником. Это было году, наверное, в 1910 или 1911. С тех пор попасть именно на Алтай стало моей мечтой.
С этой мыслью я тайно от родителей поступил на курсы лекарственных растений и за время учебы в реальном училище прошел их и получил удостоверение инструктора по сбору лекарственных растений.
Я закончил курсы и подговорил еще нескольких своих школьных товарищей, и мы весной, окончив учебу в училище, сели на пароход и удрали сначала в Бийск, а оттуда уже собирались идти 100 км пешком до Горно-Алтайска. Тракт проходил между Катунью и Бией, ближе к Катуни, скорее даже по правобережью Катуни. Вот туда мы и стремились. Однако спохватились родители, объявили розыск, нас в Бийске и зацапали. Привели в ЧК, но и у меня, и у ребят были официальные удостоверения, что мы едем на работу. Поэтому нас не только не вернули, но и дали разрешение получить на четырех человек одну подводу, так что мы могли положить свои мешки на подводу. Первая ночевка была около села, где потом жил Шукшин. В пути мы собирали травы, сушили их, нам помогал местный кооператив - тогда ведь кооперативы были.
На одной из экскурсий в алтайские аилы, куда меня все тянуло, я познакомился с Андреем Викторовичем Анохиным . Он был школьным учителем пения и краеведения в городе Барнауле. К сожалению, я учился не в той школе, где он преподавал. По его совету я стал посещать алтайцев, и это затягивало меня все больше и больше, ботаника стала отходить на второй план. К тому же Анохин меня еще и подзадоривал. После возвращения домой я поддерживал связь с Андреем Викторовичем весь год, и уже в следующем - 1922 - он зачислил меня практикантом экспедиции Академии наук - тогда Российской академии наук. Это удостоверение у меня до сих пор есть с печатью губисполкома - о том, что Потапов Леонид Павлович зачисляется в экспедицию Российской Академии наук под руководством А.В. Анохина . И в 1922 г. я уже приехал на Алтай в качестве этнографа и впервые присутствовал на камлании шамана вместе с Андреем Викторовичем . А в 1924 г. в местном издательстве «Алтайский кооператор» вышла моя первая работа - «На камлании». Мы наблюдали за Сапыром Туяниным, замечательным шаманом - он поил из чашечки своего курмужека (так называется антропоморфное изображение души). Был полумрак, необычная обстановка - и я заболел. Я заболел этнографией. И этот год, и следующий, 1923, я провел на Алтае. Другого для себя уже не представлял. А в 1923 г. приехала на Алтай экспедиция из Ленинграда - там и Н.П. Дыренкова была, и Л.Э. Каруновская, Л.Б. Панек, А.Е. Ефимова. Они работали с Анохиным . Интересовали их алтайцы, и частично шаманизм. А. Анохин знакомит: вот Леонид, Леонид вас туда отвезет... Я мог работать даже переводчиком. В следующем году - это уже был 1924 - Анохин убедил их, что они должны меня увезти в географический институт (тогда в географическом институте был этнографический факультет). Они, конечно, согласились, переговорили со Штернбергом и Богоразом , а я получил рекомендательное письмо от Анохина к Ольденбургу и Штернбергу , которых тот знал лично. И вот в 1924 г. я приехал в Ленинград поступать на этот самый этнографический факультет.
А в 1925 г. географический институт был объединен с университетом, так что получилось, что зиму я учился в географическом институте и жил в его общежитии на Мойке, а затем стал студентом университета. В 1924 г. я познакомился со Штернбергом и Богоразом , последний мной заинтересовался, и я стал ежедневно ходить к нему в МАЭ. В музее я проводил все свое свободное время и наконец даже получил работу. Это было для меня особенно важно, так как первое время у меня не было стипендии. Какая же была эта работа? Я переносил книги в новое помещение библиотеки (там, где она и сейчас находится), т. е. из одного конца здания в другой. Работали мы вдвоем, я и студент Сойконен. Носили книги в бельевой корзине и получали за это два рубля в день. Библиотекарем тогда была внучка Радлова , Елена Маврикиевна. Рыжая, сухая, необыкновенно доброжелательная. Так я стал МАЭвцем. А через некоторое время меня взял к себе в секретари Богораз .
В это тяжелое для меня время Богораз предложил мне написать что-нибудь для «Вечерки», видимо, просто хотел меня поддержать. Он знал, что я пописываю, и всегда мне протежировал. А потом и просто сказал: «Я буду платить вам 40 руб. в месяц, а вы будете помогать мне в работе, исполнять поручения». Что же входило в мои обязанности? Я поселился на углу Торговой улицы и Английского проспекта, ныне улица Печатников, как раз напротив его дома. Квартира Владимира Германовича находилась на противоположном углу. Я должен был с утра приходить к нему, брать мешок - он носил свои книги и бумаги в рюкзаке - и мы пешком, через мост лейтенанта Шмидта, через площадь Труда шли на Университетскую набережную и к себе в МАЭ. После этого я был свободен. Иногда были какие-нибудь поручения, например, сходить в библиотеку, еще куда-нибудь... Но обычно я шнырял по всему музею. Это время я был в распоряжении Ноэми Григорьевны Шпринцин, ассистентки Богораза . В конце рабочего дня я снова взваливал на себя битком набитый рюкзак и мы отправлялись в обратный путь. Снова мост лейтенанта Шмидта, площадь Труда... На углу площади Труда мы покупали шоколад, были такие трубочки, наполненные шоколадными конфетами, и «Красную вечернюю газету». Придя домой, мы вынимали все книги на письменный стол, Богораз садился в кресло, клал на стол ноги и отдыхал. Я же читал ему в это время «Вечернюю газету» и одновременно ел шоколад. Так начиналась моя этнографическая деятельность.
В этнографическом музее в те годы существовал Радловский кружок, который вел Бартольд. В работе этого кружка принимали участие и студенты. Именно там делал я мой первый доклад, написанный на основе полевой работы - все-таки я и с охотниками в тайге был, имел представление о промысле, верованиях. А в 1925 г. получил первую в своей жизни командировку от университета на все лето и 30 руб. денег. И в следующем году я тоже ездил на Алтай, однако по окончании университета в 1927 г. распределения на Алтай я не получил - там не было мест». ( )

В 1928 году окончил географический факультет по специальности «этнография» Ленинградского Государственного университета. Он получил блестящее образование. Деканом факультета тогда был Л.Я. Штернберг , который помимо административных обязанностей вел ряд курсов по этнографии. В.Г. Богораз увлекательно читал по этнографии палеоазиатских народов и истории религии, привлекавшие помимо студентов огромное число слушателей. Славянский цикл обеспечивал Д.К. Зеленин. Антропологию преподавали С.И. Руденко и Р.П. Митусова. Свою преподавательскую деятельность начинали И.Н. Винников, С.В. Иванов , Я.П. Кошкин. По языкам тюркских народов студентов готовили известные тюркологи: будущие академик А.Н. Самойлович и член-корреспондент АН СССР С.Е. Малов.
Свои первые научные шаги Л.П. Потапов, будучи студентом, начинал делать под руководством В.Г. Богораза и Л.Я. Штернберга . Именно с этого времени он ведет активную самостоятельную научную и экспедиционную деятельность по изучению тюркоязычных народов Саяно-Алтая. В 1925 г. по поручению Географического общества он едет для сбора этнографического материала на Алтай. На следующий год В.Г. Богораз снова командирует его на Алтай в составе возглавляемой им этнографической экскурсионной комиссии ЛГУ. В 1927 г. Л.Я. Штернберг включает Л.П. Потапова научным сотрудником в Алтайскую экспедицию Комиссии по изучению племенного состава населения СССР. А зимой того же года Л.П. Потапов отправился в Горную Шорию и провел весь период зимнего промысла с охотниками-шорцами, вел этнографические записи, участвовал в ритуалах и обрядах. Собранный им материал пополнялся в процессе других специальных поездок к шорцам (1927-1934 гг.), что позволило исследователю помимо отдельных статей создать одну из первых своих фундаментальных работ «Очерки по истории Шории », М.-Л., 1931).
После окончания университета Потапов был направлен в распоряжение Наркомпроса Узбекской ССР. Здесь он назначается заведующим отделом научных учреждений Главнауки Наркомпроса. Затем работает в узбекском научно-исследовательском институте в должности старшего научного сотрудника. Под его руководством организовывались этнографические экспедиции в различные районы Узбекистана.

«И я уехал в Узбекистан, где должен был отработать 3 года. Меня отправили в распоряжение Наркомпроса, который в то время находился в Самарканде. Отправлял меня Александр Николаевич Самойлович. В Узбекистане я получил большую должность: при Наркомпросе была Главнаука, а при Главнауке - отдел научных учреждений, которым я стал заведовать. В моем ведении было около 20 научных учреждений, среди них такие известные, как Ташкентская астрономическая обсерватория, Итабская широтная станция, знаменитая Ташкентская библиотека, музеи, - а какой я был специалист? У меня была большая по тем временам зарплата в 175 руб. Я выговорил себе условие (поскольку меня прислал Самойлович, с которым там очень считались, там его и академиком потом выбрали), что останусь на этой должности лишь при условии, что мне разрешат ездить по всему Узбекистану и собирать полевой этнографический материал. В командировки я мог ездить в любое время, чем активно пользовался, благо расходы были минимальными. Я объездил весь Узбекистан. Собрал около 500 поверий и примет доисламского времени. А со своей руководящей деятельностью я решил так: собрал на первое совещание всех директоров подведомственных мне заведений, благо большинство находилось тут же, в Самарканде либо в Ташкенте, но приехали и из других мест, и объявил: «Вы знаете, я окончил Ленинградский университет, я этнограф и люблю свою специальность, я тюрколог, что же касается руководства, то в этом я ничего не понимаю и поэтому прошу вас и дальше исполнять свои обязанности, а если необходимо что-то подписать - то вы мне покажите, где надо подписывать».
Организовали мы институт, у меня даже там статья издана по этнографии узбеков. Собирались переезжать из Самарканда в Ташкент. И в это время в Ленинграде был объявлен первый набор в аспирантуру Российской академии наук. Я решил подавать заявление в аспирантуру. Это же мне советовал и Самойлович». ( «Это была наука, да еще и какая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение - 1993 - № 1 )

В 1930 году Л.П.Потапов поступил в аспирантуру Академии наук СССР.

«В аспирантуру в то время принимали лишь людей, имеющих печатные работы. У меня к тому времени было несколько работ, и я был допущен к конкурсу. Осенью 1930 г. меня вызвали на экзамены. Экзаменационная комиссия под председательством Н.Я. Марра заседала в одном из залов главного здания Академии наук, там, где сейчас находится ЛАХУ. Экзамены держало много народу, все с именами - Ленкоров, Даниекалсон, Костя Державин, сын Николая Севостьяновича, Дыренкова . И Потапов среди них затесался. Этнографов было всего двое: я и Дыренкова . Я поступил, однако на экзамене сорвался. Экзамен был очень строгий, Марр сам председательствовал, в комиссии сидел кто-то из марксистов того времени, уже не помню кто, кажется, местный, возможно, Бусыгин. Н.Я. Марр задает мне вопрос: «Леонид Павлович, вы очень хорошо отвечаете, я думаю, у нас будет все в порядке. Я только хочу спросить: как вы относитесь к яфетической теории?» А я возьми и бухни, что, дескать, отрицательно. У комиссии шок: как, почему отрицательно? А я что имел в виду, говоря «отрицательно» (мы все тогда увлекались этой теорией - сведением всех языков к четырем первоосновным словам),- мне она казалась неубедительной. Тогда Николай Яковлевич меня спрашивает: «А вы знаете мою теорию?» Я говорю: «Нет, пожалуй, я ее не знаю». «Леонид Павлович! Не зная, отрицаете, да еще в таком тоне?» Ухмыльнулся, и на этом мы разошлись. Мы вышли в коридорчик, сидим, ожидаем результатов. Вызывают нас снова в зал и объявляют оценки. Пять, пять, пять... Все получили пятерки. Потапов - четыре с плюсом. Отомстил. Четыре с плюсом! Да еще с приговоркой: «Теперь, Леонид Павлович, вы будете каждую среду приходить ко мне домой на Седьмую линию и слушать мой семинар по яфетической теории». И я ходил каждую среду слушать яфетическую теорию, честно ходил. Читал обычно не сам Марр, а Иван Иванович Мещанинов.
В столовой, где шли занятия, стояла школьная доска, лежал мел, и Мещанинов писал все эти формулы. Марр прислушивался, иногда сам выйдет, подойдет к доске, вынет из кармана носовой платок, сотрет написанное - и сам что-то пишет. Потом тем же самым платком вытирал себе ворот. Нас это очень смешило. Да, как бы то ни было, семинары я прослушал. Мне было не все понятно, к тому же я не считал, что Марр действительно марксист. Сам я был убежденным марксистом, остаюсь им и сейчас - не в политическом плане, а в философском. Я остаюсь сторонником марксизма как метода историзма. Без этого никуда не денешься. Можно марксизм не признавать, но если вы настоящий ученый, то непременно к нему придете.
Но вот наступает время окончания аспирантуры. Диссертаций в то время не было, следовательно, защищать было нечего. Аспирантуру я закончил досрочно. К этому времени у нас начались расхождения с Надей Дыренковой - видимо, она меня ревновала к материалу: ведь я и сам оттуда, и алтайцы меня знают, и я даже участвовал в 1927 г. в жертвоприношении. Меня приняли в сеок, я по-алтайски мундуз. Как-то я рассказал об этом на большом совещании в Ленинграде. Узнав, что я своим высоким званием ленинградского студента освятил древний обычай, меня хотели сразу же выгнать из университета, несмотря на то, что обычай не зверский, а родовой. Я вижу: в Ленинграде мне места не будет. Так как диссертаций не было, то я написал книгу "Очерк истории Ойротии" и поступил следующим образом. Я взял ее с собой в первое же лето на Алтай, пришел в Горно-Алтайский обком партии и показал эту книгу. Секретарем обкома был Гордиенко, русский. Он прочитал рукопись и позвонил в Новосибирск Роберту Индриговичу Эйхе, а Эйхе был в ту пору членом Политбюро. Меня вызвали с книгой в Новосибирск к Эйхе. Эйхе, суховатый человек, принял меня любезно и говорит: «Мы прочитали книжку, и она будет быстро издана. Поживите у нас несколько дней». Меня отправили на партийную дачу. Я жил на даче в одиночестве 2 дня, пока они что-то решали. Бильярд стоял, а играть было не с кем. Потом вызывает меня Эйхе, и действительно - напечатали мою книжку.
Я доказал - именно доказал, основываясь на конкретном материале, что у народов Алтая существовало классовое расслоение и имущественное неравенство. Вот здесь мне по-настоящему пригодился Ленин, его «Развитие капитализма в России». Как вы помните, там Ленин критикует любителей средних цифр, приводя конкретные данные от и до. Я использовал этот прием для анализа материала переписи 1897 г. Получились поистине чудесные вещи, убедительная картина классового расслоения. Эйхе потом неоднократно в своих работах ссылался на эту мою книгу, когда надо было говорить о существовании в тех местах кулачества и т.д. ( «Это была наука, да еще и какая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение - 1993 - № 1 )

Окончив аспирантуру он заведует отделом Сибири и этнографической частью Государственного музея этнографии народов СССР, где еще в годы пребывания в аспирантуре состоял научным сотрудником. Одновременно ведет исследовательскую работу в Институте истории материальной культуры АН СССР, занимая должность старшего научного сотрудника.
В 1939 году Ученый Совет Ленинградского Государственного университета присудил Л.П.Потапову ученую степень кандидата исторических наук по представленной для защиты монографии «Пережитки первобытнообщинного строя народов Алтая». К этому времени им было опубликовано около 30 названий работ, в том числе ряд монографических исследований.
С начала Великой отечественной войны Л.П.Потапов участвует вместе с другими ленинградцами в мероприятиях по обороне города, в условиях блокады продолжает научную работу, проводит подготовку к эвакуации музейных ценностей. Лишь в 1942 году он покидает Ленинград и выезжает в Новосибирск, где было организовано хранение эвакуированных коллекций Музея.
С 1943 года творческая деятельность Л.П.Потапова тесно связана с Институтом этнографии им. Н.Н.Миклухо-Маклая АН СССР. С 1943-1946 годы является докторантом института. За труд «Алтайцы» ему присуждена ученая степень доктора исторических наук, затем звание профессора.
После защиты докторской диссертации Л.П.Потапова оставляют в Институте этнографии в должности научного сотрудника сектора Сибири, а в 1947 году его назначают заведующим того же сектора. С 1948 года, занимая должность заместителя директора Института этнографии, он возглавляет Ленинградскую часть этого института, одновременно руководит работой Музея антропологии и этнографии АН СССР и сектора Сибири.
Наиболее широко и всесторонне развернулась научная деятельность Л.П.Потапова в послевоенные годы. В 1946 году он по просьбе Хакасского научно-исследовательского института языка, литературы и истории возглавил Хакасскую этнографическую экспедицию. Потапов особое внимание обращал на вопросы социально-экономических отношений хакасов, присоединение Хакасии к России, развитие экономики и культуры хакасов в свете исторических связей с русским народом, происхождение и формирование хакасского этноса.
Особое внимание во всех работах Л.П.Потапова занимают религиозные верования нерусского населения Южной Сибири.
Им был поставлен вопрос о сравнительно позднем происхождении шаманизма у народов Южной Сибири, развивавшегося на основе древних местных культов природы и народных воззрений на человека.
В сфере духовной культуры Потаповым обращено особое внимание на доисламские верования народов Средней Азии.
Этногенез как сложнейшая проблема в сфере общественных наук всю жизнь занимал профессора Потапова. Он стоял на позициях комплексного подхода к многообразным этнографическим материалам в их сочетании с данными архивных, письменных и археологических источников.
В 1948 году выходит в свет капитальный труд ученого "Очерки по истории алтайцев" (Новосибирск, 1948), удостоенный Государственной премии. Он является одним из авторов многотомных «Очерков истории СССР», а также «Истории СССР», принимает участие в написании и редактировании пятитомной «Истории Сибири». Помимо этого Леонид Павлович публикует «Краткий очерк культуры и быта алтайцев» (Горно-Алтайск, 1948), «Краткие очерки истории, этнографии хакасов (XVII – XIX вв.) (Абакан, 1952), "Происхождение и формирование хакасской народности" (Абакан, 1957), "Этнический состав и происхождение алтайцев" (Л.,1969), «Очерки народного быта тувинцев» (М.,1969)

«После войны я опять начал интенсивно ездить на Алтай и в Туву, особенно в Туву. Поездки в Туву заняли у меня 11 лет жизни. Я выпустил три тома материалов тувинской экспедиции, а четвертый так и не успел издать. И, конечно же, продолжал ездить на Алтай. В эти годы я очень расширил свой кругозор изучением зарубежных материалов по шаманизму». ( «Это была наука, да еще и какая» (со старейшим российским этнографом Л.П.Потаповым беседует В.А. Тишков) // Этнографическое обозрение - 1993 - № 1 )

С 1949 года Л.П.Потапов руководит большой комплексной Саяно-Алтайской экспедицией, работа которой охватила горный Алтай, Шорию, Хакасию и Туву.
С 1957 года эта экспедиция была преобразована в Тувинскую комплексную археолого-этнографическую экспедицию (см. фото), перед которой была поставлена задача, выявить и изучить археолого-этнографические материалы по проблемам этногенеза и истории тувинцев. Экспедиция вела работу с 1957 года по 1966 год включительно. Большой размах приобрели в ней археологические исследования, осуществленные начальниками археологических отрядов А.Д.Грачом, С.И.Вайнштейном и В.П.Дьяконовой . В результате работ экспедиции были опубликованы три тома «Трудов Тувинской комплексной археолого-этнографической экспедиции», изданных под руководством и под редакцией Л.П. Потапова, ряд монографий Л.П.Потапова, А.Д.Грача, С.И.Вайнштейна, В.П.Дьяконовой . Сотрудники экспедиции приняли непосредственное участие в создании коллективной монографии «История Тувы» (т.1). «Труды» экспедиции получили высокую оценку в нашей стране и за рубежом.
В 1956 году коллектив сибиреведов Института этнографии АН СССР опубликовал капитальный обобщающий труд «Народы Сибири» (из серии «Народы Мира»). В этой объемистой монографии главы «Алтайцы», «Хакасы», «Тувинцы» и «Шорцы» написаны Л.П. Потаповым. Им же с участием других авторов написана глава «Историко-этнографический очерк русского населения Сибири в дореволюционный период». Эта книга была переведена на английский язык в издании Чикагского университета (США).
Леонид Павлович являлся одним из редакторов и авторов коллективного труда «Историко-этнографического атласа Сибири» (изд. АН СССР. – М.-Л., 1961). Основное внимание коллектива авторов в этом исследовании обращено на материальную культуру сибирских народов. Под редакцией Потапова вышли такие фундаментальные труды, как «Материалы по изобразительному искусству народов Сибири XIX – начала XX вв.» С.В.Иванова (М.-Л., 1954), его же «Орнамент народов Сибири как исторический источник» (М.-Л., 1963) и другие.
Л.П.Потапов являлся одним из ведущих специалистов музейного дела в СССР и России. Будучи заведующим отдела Сибири и заместителем директора по научной части ГМЭ народов СССР, он осуществил разработку больших содержательных экспозиций. За успешную работу в музееведении в 1941 году его имя занесено в республиканскую книгу Почета Наркомпроса РСФСР.
Вместе с другими учеными нашей страны он неоднократно представлял советскую этнографическую науку на международных конгрессах и встречах. Принимал активное участие в работе XXIII и XXV международных конгрессов востоковедов, проходивших в Лондоне (1954 г.) и в Москве (1960 г.), а также VI международного конгресса антропологов и этнографов (Париж, 1960 г.). На VII международном конгрессе антропологических и этнографических наук, состоявшемся в Москве в августе 1964 года, руководил секцией музееведения. По поручению АН СССР он часто выезжал в различные страны: в Чехословакию, Англию и Мексику.
Л.П.Потаповым была создана научная школа по изучению народов Сибири, главным образом, конечно, Саяно-Алтаяйского региона. Им было подготовлено 34 кандидата и 14 докторов наук.
Особый вклад в развитие российской этнографической науки внесла его работа «Алтайский шаманизм» (1991 г.), основанная на богатейшем полевом материале, собранном Леонидом Павловичем в ходе его бесчисленных полевых исследований.
В 1993 году Л.П.Потапов становиться лауреатом премии Американского фонда по изучению шаманизма.
39-я сессия Постоянной Международной Алтаистической Конференции, состоявшаяся 16-21 июня 1996 г. в г.Сегерде (Венгрия), единогласно присудила Л.П.Потапову премию Индианского университета за алтаистические исследования, известную как "Золотая медаль ПИАК". В телеграмме президента ПИАК, профессора Дениса Синора, направленной им в Санкт-Петербург на имя Л.П.Потапова, говориться: "Этим актом Комитет, связанный необходимостью выбора из нескольких кандидатов, хочет выразить свое восхищение Вашей жизнью, посвященной развитию алтаистических исследований. Вы, должно быть, знаете, что до Вас этой чести были удостоены следующие русские ученые: Н.Н.Поппе (1970), В.И.Цинциус (1972), А.Н.Кононов (1976), Н.А.Баскаков (1980), А.М.Щербак (1992). <...> От имени ПИАК и от меня лично примите сердечные пожелания Вам личного благополучия, счастья и дальнейших выдающихся успехов в Вашей исследовательской работе".
Последней книгой выдающегося тюрколога Л.П. Потапова стала работа "Охотничий промысел алтайцев (Отражение древнетюркской культуры в традиционном охотничьем промысле алтайцев) (СПб, 2001), которую ученому уже было не суждено увидеть...

9 октября 2000 г. на даче, в пос. Комарово под Петербургом после тяжелой болезни на 96 году жизни профессор Л.П. Потапов ушел из жизни. В храме Иконы Казанской Божией Матери (г. Зеленогорск) был совершен чин отпевания. Похоронили Леонида Павловича на кладбище в Комарово, рядом с супругой Эдит Густавовной Гафферберг (1906-1971).

просмотров
просмотров