Страхов николай николаевич. Другие биографические материалы

1896г. (67 лет)

Николай Николаевич Страхов - (1828-96), российский философ, публицист, литературный критик, член-корреспондент Петербургской АН (1889). Родился 16 (28) октября 1828, в Белгороде Курской губернии. Скончался 24 января (5 февраля) 1896, в Петербурге.

В книгах «Мир как целое» (1872), «О вечных истинах» (1887), «Философские очерки» (1895) высшей формой познания Николай Страхов считал религию, критиковал современный материализм, а также спиритизм; в публицистике разделял идеи почвенничества. Статьи о Л. Н. Толстом (в т. ч. о «Войне и мире»); первый биограф Ф. М. Достоевского.

Коля Страхов родился в семье священника. В 1851 окончил Педагогический институт в Петербурге. Преподавал естественные науки в Одессе, затем в Петербурге. С 1861 сотрудничал с Ф. М. Достоевским, был ведущим сотрудником его журналов «Время» и «Эпоха». В своих статьях отстаивал идеалы «почвенничества».

В 1867 Н. Страхов редактировал «Отечественные записки» (где напечатал одну из своих лучших статей - о романе Достоевского «Преступление и наказание»). Страхов одним из первых оценил огромное литературное значение романа Л. Н. Толстого «Война и мир». В 1870 он предсказывал, что «Война и мир» скоро станет « настольною книгою каждого образованного русского, классическим чтением наших детей». Творчество и личность Л. Н. Толстого оказали на Страхова исключительное влияние. Член-корреспондент Петербургской АН (1889).

Страхов Николай Николаевич

Основное философское сочинение Николая Страхова - «Мир как целое» (1872). «Целостность» мира, по мысли Николая Николаевича, определяется приматом и творческой активностью духовного начала в отношении начала «вещественного». Эта активность порождает органические формы жизни, в которых дух «овладевает» материей. Центральную роль в органическом мире играет человек - «узел мироздания, его величайшая загадка , но и разгадка его».

Свою мировоззренческую позицию Н.Н. Страхов наиболее последовательно выразил в книге «Борьба с Западом в русской литературе» (1883). Основной объект его критики - европейский рационализм («просвещенство»), который он определяет как культ рассудка и преклонение перед естествознанием. Итогом подобного «идолопоклонства» становятся мировоззренческие догмы, далекие от какой бы то ни было подлинной научности. К такого рода идеологиям Страхов относил прежде всего материализм и утилитаризм.

В своей критике «рационалистического» Запада Николай Страхов опирался на теорию культурно-исторических типов Н. Я. Данилевского, в которой он увидел подлинно научное и философское опровержение европоцентризма.

Еще о Николае Страхове:

Ситуация стремления к идеалу для Николая Страхова была задана самими обстоятельствами его жизни - он родился в семье священника и в 1840-1844 гг. учился в Костромской семинарии, ректором которой был его дядя. Позднее Страхов вспоминал, что религиозному настрою воспитанников способствовало местопребывание семинарии - действующий Богоявленский мужской монастырь, основанный в XV в.

Страхов Николай Николаевич

В то же время Н. Страхов оригинально подчеркивал особенности семинарской жизни: "…несмотря на наше бездействие, несмотря на повальную лень, которой предавались и ученики и учащие, какой-то живой умственный дух не покидал нашей семинарии и сообщился мне. Уважение к уму и к науке было величайшее…".

Страхов уже в семинарии проявлял любовь к интеллектуальной деятельности, стремление к познаниям. Именно поэтому, думается, он не последовал примеру отца и, оставив путь духовного образования, посвятил себя науке. В январе 1845 г. Николай Страхов стал вольнослушателем, а затем студентом Санкт-Петербургского университета. В университете он столкнулся с неведомым ему прежде вольнодумством, суть которого позднее выразил такими словами «Бога нет, а царя не надо».

Страхов обнаружил, что отрицатели традиционных устоев русской жизни опирались в своем мировоззрении на авторитет естественных наук , и решил вступить с ними в борьбу, отстаивая традиционные идеалы. Для самостоятельной и обоснованной полемики с "нигилистами" Страхов даже специально изучал естественные науки.

Однако заметной фигурой в общественной жизни России Страхов стал на другом поприще - благодаря своим полемическим выступлениям в 1860-х годах против «нигилистов» из журналов «Современник» и « Русское слово ». Речь идет , прежде всего, о Чернышевском, Антоновиче, Добролюбове, Некрасове и Писареве. Страхов обличал их оторванность от народных устоев и традиций, в которых выражалась национальная самобытность и сила русского народа, умозрительность и бесплодность копирования западных образцов построения нового общества, утилитарность подхода к искусству.

Суть полемики Николая Страхова с «утилитаристами» тезисно изложена в его статье «Пример апатии» (Время. - 1862. - № 1): люди всегда хотели превратить жизнь в дело более важное, чем простое отсутствие страданий. «Мир управляется идеализмом… исцелить и спасти мир нельзя ни хлебом, ни порохом и ничем другим, кроме благой вести».

Раскрывал этот тезис Страхов уже в качестве литературного критика. В статьях о творчестве писателей И. С. Тургенева, Н. В. Гоголя, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого он коснулся очень важной темы - темы праведничества, изображения «идеальных» сторон человеческой жизни.

В стремлении к идеалу выражается, по Страхову, коренная черта русской литературы - «мы, очевидно, можем быть удовлетворены только совершенною правдою и простотою как в жизни, так и в художественных произведениях».

Гоголь и ранний Достоевский, по мнению критика, не созрели для изображения праведников. Лишь Толстому удалось раскрыть внутреннюю красоту человека, ибо он ищет в каждом «искры Божией», «старается найти и определить со всею точностию, каким образом и в какой мере идеальные стремления человека осуществляются в действительной жизни » . В результате больным «пустотою и мертвенностью души» Иртеньевым, Олениным и Нехлюдовым открывается через других людей духовная красота, проблески «истинной жизни». Однако в чем собственно состоит эта красота, в чем суть истинной духовной жизни Страхов не уточняет.

Страхов Николай Николаевич

Лишь в статье 1883 г. «Взгляд на текущую литературу» Николай Страхов, быть может, впервые обозначил конкретное отношение к религии, к православию. Подводя итоги своим суждениям о «Братьях Карамазовых», он писал: «Фон для этой хаотической картины поставлен автором самый определенный и светлый, именно - монастырь, олицетворяющий в себе религию, православие, разрешение всяких вопросов и несокрушимую надежду на победу истинно живых начал» (Н. Н. Страхов. Литературная критика. - М., 1984. - С. 405).

А в письме В. В. Розанову от 25 марта 1889 г. он выразился еще более откровенно и даже с пафосом: «Мы христиане, для нас образец

Вообще интерес к монастырской жизни у Николая Страхова стал проявляться еще в апреле-мае 1875 г. во время заграничного путешествия в Италию. Страхов с особым вниманием изучал итальянские монастыри. А, вернувшись в Россию, приступил к исследованию жизни русских монахов. В его библиотеке сохранились подробные иллюстрированные описания Оптиной пустыни и книги о старцах.

Страхов хотел и лично ознакомиться с монастырским укладом русских обителей. Он долго вынашивал идею посещения Свято-Введенской Оптиной пустыни, что первоначально вызвало недоумение у Толстого, с которым Страхов дружил с 1871 г. «Как странно, что вы ищете монахов, хотите ехать в Оптину пустынь», - восклицал Толстой в письме к Страхову от 5 мая 1875 г. (Л. Н. Толстой. Пол. собр. соч. в 90 т. - М., 1928-1958. - Т. 62. - С. 184).

Однако в 1877 г. Николай Страхов все же поехал с Толстым в Оптину пустынь, в те времена прославленную своими старцами. Страхов и Толстой посетили скит монастыря и были у старца о. Амвросия (Гренкова). По свидетельству П. А. Матвеева, близко знавшего оптинских насельников, Страхов во время беседы с о. Амвросием все время молчал, говорил лишь Толстой. В конце разговора о. Амвросий внезапно обратился к Страхову со словами: «Наша философия не та, которой вы занимаетесь...» (П. А. Матвеев. Л. Н. Толстой и Н. Н. Страхов в Оптиной пустыни // Исторический Вестник. - 1907. - Т. 108. - № 4. - С. 153). Старец посоветовал Страхову читать Исаака Сирина и подарил брошюру бесед св. Ермия с языческими философами. Однако Страхова беседа с о. Амвросием не вдохновила. Впоследствии он лишь иронизировал по поводу внешнего облика старца, смеялся над его подарком («детская книжка»), уверяя себя и других, что «серьезного разговора» с о. Амвросием у него не было.

Через некоторое время о. Амвросий в беседе с П. А. Матвеевым характеризовал Страхова как человека «закоснелого», неверие которого «глубже и крепче», чем у Толстого. Страхов узнал от Матвеева про отрицательное впечатление, которое он произвел на оптинского старца. Серьезно переживая и нервничая по этому поводу, он, тем не менее, не понял суть критики в свой адрес.

Казалось бы, недоумение Страхова можно объяснить. Известно, например, что он почитал святого о. Иоанна Кронштадтского. А в письме В. В. Розанову от 4 июля 1893 г. Страхов в православном (и одновременно в явно антигуманистическом) духе высказывался о главнейших заповедях для христианина. Вспоминая про священника из Висбадена, служившего в русской церкви в Эмсе, Страхов писал: "После Евангелия стал говорить проповедь, очень хорошо, просто, - нашим дамам не понравилось. А мне не понравилась ересь; он напоминал две заповеди:

1) возлюби Бога и

2) возлюби ближнего, и говорил, что вторая особенно полезна для души. А ведь Христос сказал, что первая есть большая, и, конечно, она главная, а не вторая". Но именно через соприкосновение Страхова с жизнью православного мира открывается своеобразие его подхода к христианскому идеалу.

Так, в 1881 г. Николай Страхов предпринимает поездку в Стамбул (к христианским святыням) и на Афон. В статье «Воспоминания об Афоне и об о. Макарии» (опубликована в «Русском Вестнике» в 1889 г.) он оставил описание своего путешествия-паломничества. В этой статье, казалось бы, совсем неожиданный отзыв о. Амвросия находит подтверждение.

Страхов Николай Николаевич

С одной стороны, Н. Страхов защищал монахов и монашество от вульгарных представлений о них, свойственных его современникам, в частности от Е. М. Вогюэ, увидевшего на Афоне только скуку и безжизненность. Страхова восхищали духовное веселие, незлобие, подлинное смирение, добродушие и гостеприимство афонских монахов, особенно игумена Макария (Сушкина) - «светлого» монаха, которому было свойственно «сердечное благочестие». Автор «Воспоминаний…» утверждал, что афонские монахи в большинстве своем подобны ангелам, а их жизнь блаженна, а не мучительна. При мысли об Афоне Страхов, по его собственным словам, чувствовал «жажду молитвы».

Но с другой стороны, в той же статье он пишет следующее: «Афон есть поприще и училище святости, а святой человек есть высший идеал русских людей, начиная от неграмотного крестьянина и до Льва Толстого» . Как видим, Страхов не осознает принципиального отличия идеала православного монаха или крестьянина от идеала Толстого, ничего общего не имеющего с православной святостью. Очевидно, Страхов оказался между жизнью и реальностью. Красиво и внешне обоснованно выводя теоретические рассуждения, не всегда подкрепленные практическим духовным опытом и верой, автор «Воспоминаний…» начинает противоречить самому себе в онтологическом, сущностном плане.

В результате Страхов стал превозносить гармоничный нравственный идеал святости, когда человек преодолевает свои желания, свою природу, смерть и вообще всякое страдание, тем самым достигая полной чистоты души и преданности воле Божией. Стремление к такому идеалу он увидел в творчестве Л. Н. Толстого. Биограф Страхова, Б. В. Никольский, приводит следующие слова критика про Толстого: "Пусть это называют пантеизмом, или фанатизмом, или буддизмом, но во всяком случае пусть признают, что это путь, идущий к Богу" . Таким образом, Страхов допускает смешение различных религиозных верований , не придавая существенного значения их разнице, - все они ведут "к Богу". Своеобразный "экуменизм" Страхова оказался сродным духу религиозно-философских произведений Толстого.

Современники Страхова справедливо отмечали независимость страховского идеала от догматического вероучения, от церковного видения праведничества. А Б. В. Никольский не без оснований подчеркивал по сути эстетическое, а не религиозное отношение С. к своему идеалу - святость необходима, потому что прекрасна. Размышления о святости у Страхова оформились в статью под названием "Справедливость, милосердие и святость" (Новое время, 1892, апрель, № 5784). Он выделяет три стадии морального совершенствования:

1) зависимость от закона, являющегося продуктом разума и истории, - человек честный;

2) любовь к другим людям - человек хороший, добрый;

3) преодоление нашей природы - человек чистый, бесстрастный.

Владимир Соловьев за эту статью обвинял ее автора в отступлении от Христа, называя Страхова стоиком или последователем Шопенгауэра. А современный зарубежный биограф Страхова Линда Герштайн, указала на внутреннее сходство страховского идеала святости с буддистской нирваной.

Подтверждением отчужденности Страхова от православия являются и факты его биографии. Так, Николай Страхов предлагал Толстому свои услуги по изданию за границей книги «Исследование Евангелий», имевшей явную антицерковную направленность, а перед смертью он сознательно отказался от исповеди и причастия. Современники отмечали, что Страхов умел обходить прямые разговоры о религии и был далек от церковного образа жизни. И хотя некоторые из них уподобляли его труды монашеским, но сходство было чисто внешним.

Николай Страхов жил, как аскет - постоянно работал и не имел ни жены, ни бытового комфорта, ни светских развлечений. Но он все время стремился к другим ценностям, нежели православные подвижники благочестия: главными святынями для него были интеллектуальные знания и книги (около 10000 экземпляров книг заполняли всю его квартиру). Христос, которому столько плевали в лицо, которого столько били по щекам, и Он простил их... Какая может быть честь выше чести уподобиться Христу?» (В. В. Розанов. Литературные изгнанники. СПб, 1913, т. 1, с. 167). В это время Страхов по отношению к Розанову выступает в роли своего рода «старца», у которого ищут духовного совета и утешения.

Николай Николаевич Страхов - цитаты

Bce внимaниe eгo былo ycтpeмлeнo нa людeй, и oн cxвaтывaл тoлькo иx пpиpoдy и xapaктep. Eгo интepecoвaли люди, иcключитeльнo люди, c иx дyшeвным cклaдoм, и oбpaзoм иx жизни, иx чyвcтв и мыcли

Настоящее существует; прошедшее и будущее не существуют (именно, прошедшее уже не существует, а будущее еще не существует). Различие это совершенно строгое, математическое; существует только мгновение настоящего, и только что протекшая минута точно так же не существует, как и отдаленнейшее прошлое.

Отрицание времени есть вечность. Давая этому слову такое значение, мы должны представлять себе вечность именно не в виде безграничного продолжения времени (что было бы не отрицанием времени, а его полным утверждением), а в виде непреходящего настоящего.

Вечность созерцательная и вечность мыслительная суть два различные представления. Одна есть всегдашнее настоящее и составляет как бы остановку течения времени; другая состоит из бесконечного прошедшего и бесконечного будущего, и представляет непрерывное и беспредельное течение времени.

Биография

Николай Николаевич Страхов (1828-1896) - российский философ, публицист, литературный критик, член-корреспондент Петербургской А. Н. (1889). В книгах «Мир как целое» (1872), «О вечных истинах» (1887), «Философские очерки» (1895) высшей формой познания считал религию, критиковал современный материализм, а также спиритизм; в публицистике разделял идеи почвенничества. Статьи о Л. Н. Толстом (в том числе о «Войне и мире»); первый биограф Ф. М. Достоевского.

Активный сотрудник неославянофильских журналов «Время», «Эпоха», «Заря», в которых он отстаивал идею «русской самобытности» и монархии, подвергал критике либеральные и нигилистические воззрения, бывшие весьма популярными, высказывал своё враждебное отношение к западу и опубликовал ряд статей против Чернышевского и Писарева. Вместе с тем Страхов был видным философом-идеалистом, стремившимся истолковать науку в пантеистическом духе и построить систему «рационального естествознания», основанную на религии.

Из Костромской духовной семинарии, которую он окончил в 1845 г., Страхов вынес глубокие религиозные убеждения, которые не покидали его на протяжении всей жизни и составили впоследствии важнейший элемент его философии. Вместе с тем сравнительно рано у Страхова проявился интерес к естествознанию, что и привело его на физико-математическое отделение - сначала в Петербургский университет, а затем в Главный педагогический институт. После окончания курса он в течение нескольких лет преподавал физику и математику в гимназиях, а в 1867 г. защитил магистерскую диссертацию «О костях запястья млекопитающих». Примерно с этого же времени началась и литературная деятельность Страхова.

Страхову принадлежит целый ряд крупных переводов: «История новой философии » и «Бэкон Веруламский» Куно Фишера, «История материализма» Ланге, «жизнь птиц» Брэма и некоторые другие. Из собственных работ Страхова можно указать на три книжки под общим заголовком «Борьба с западом в нашей литературе», в которых автор анализирует европейский рационализм, критикует взгляды Милля, Ренана, Штрауса, отвергает дарвинизм и стремится перетолковать творчество русских писателей в славянофильском духе. Вопросам философии естествознания посвящены сборники «О методе естественных наук и значении их в общем образовании» и «Мир как целое, черты из науки о природе». Кроме того, Страховым написано большое количество статей, рефератов научных работ, часть которых вошла в «философские очерки».

Свой взгляд на мир Страхов высказал следующим образом: «Мир есть целое, то есть он связан во всех направлениях, в каких только может его рассматривать наш ум. Мир есть единое целое, то есть он не распадается на две, на три или вообще на несколько сущностей, связанных независимо от их собственных свойств. Такое единство мира можно получить не иначе, как, одухотворив природу, признав, что истинная сущность вещей состоит в различных степенях воплощающегося духа». Таким образом, корень всего бытия как связного целого - вечное духовное начало, которое и составляет подлинное единство мира. Страхов считает, что и материализм, идеализм одинаково впадают в крайности, когда они стремятся отыскать единое начало всего существующего. И усматривают это начало либо в материальном, либо в духовном. Избежать той или другой односторонности, пишет он, можно лишь в одном случае - «если объединяющего начала духовной и материальной сторон бытия мы будем искать в них самих, а выше их, - не в мире, представляющем двойство духа и материи, а вне мира, в высочайшем существе, отличном от мира».

«Узлом мироздания», в котором как бы сплетаются вещественная и духовная стороны бытия, по Страхову, является человек. Но «ни тело не становится субъективным, ни душа не получает объективности; эти два мира остаются строго разграниченными».

Главное философское произведение Страхова - «Мир как целое» практически не было замечено современниками.

Равнодушие, или вернее слепота к его философскому творчеству - наследственная болезнь, перешедшая от «советских» философов к большинству «российских». Н. П. Ильин.

Оно интересно, помимо всего прочего, тем, что в нём Страхов, опережая своё время, совершает тот «антропологический переворот», который станет одной из центральных тем более поздней русской религиозной философии, а именно, проводя идею об органичности и иерархичности мира, Страхов усматривает в человеке «центральный узел мироздания». У позднейших исследователей творчество Страхова не получило однозначной оценки. Своё религиозное мировоззрение он в большей степени стремился обосновать при помощи доказательства от противного. Главный объект философской полемики Страхова - борьба с западноевропейским рационализмом, для которого он изобрёл очень удачный русский термин «просвещенство». Под просвещенством Страхов понимает, прежде всего веру во всесилие человеческого рассудка и преклонение, доходящее до идолопоклонства, перед достижениями и выводами естественных наук: и то и другое, по мысли Страхова, служит философской базой для обоснования материализма и утилитаризма, весьма популярных в то время и на Западе и в России.

Гораздо больший общественный резонанс получило другое сочинение Страхова - трёхтомное исследование «Борьба с Западом в русской литературе» (1883), где отчётливо проявилось его увлечение идеями Ап. Григорьева и A. Шопенгауэра. Увлечение идеями Ап. Григорьева сближает его с «почвенниками» (хотя, как справедливо отмечает C.А. Левицкий, значение его выходит за пределы «почвенничества»), увлечение A. Шопенгауэром сближает его с Л. Н. Толстым (и заставляет отречься от другого своего кумира, Ф.M. Достоевского, причём отречение доходит до крайних своих пределов, до явной клеветы - черта, весьма характерная для Страхова). «Разоблачая» Запад как царство «рационализма», он настойчиво подчёркивает самобытность русской культуры, становится горячим Сторонником и пропагандистом идей H.Я. Данилевского о различии культурно-исторических типов. Почвенничество у Страхова завершается в борьбе против всего строя западного секуляризма и в безоговорочном следовании религиозно-мистическому пониманию культуры у Л.H. Толстого. B целом следует согласиться с С. А. Левицким, что «Страхов явился промежуточным звеном между позднейшими славянофилами и русским религиозно-философским ренессансом».

Правильной и объективной оценке философского творчества Страхова мешало (а отчасти и продолжает мешать) отсутствие собрания его сочинений, его вечное пребывание в «тени великих» (гл. образом Л.H. Толстого и Ф.M. Достоевского, но не только их). Если же оценивать роль и значение Страхова совершенно беспристрастно, то очевидными станут и его неоспоримые заслуги перед лицом русской философии и культуры, и его уникальность, что косвенно подтверждается тем, что Страхова нельзя безоговорочно зачислить ни в какой философский или мировоззренческий «лагерь».

Николай Николаевич Страхов русский философ, критик, публицист родился 24 января 1828 года. В число самых значительных работ входят книги: «Мир как целое», «О вечных истинах», «Философские очерки».

Страхов глубоко оценивал религиозные мотивы, строго критиковал материализм современного времени, либеральные идеи, относился с негодованием к взглядам западных стран и проявлял свои настроение в статьях и произведениях.

Николай Николаевич в 1945 году окончил Костромскую духовную семинарию. Достаточно рано начал интересоваться науками естествознания, вследствие чего работал преподавателем физики и математики в Петербургском университете.

В 1867 году написал диссертацию «О костях запястья млекопитающих» и с успехом ее защитил. Этот период считается началом литературной деятельности философа. Страхов написал множество книг, переводов, рефератов, научных работ и статей.

В своих работах он отражает мысли о духовном мире как о единстве бытия. Главной составляющей всего духовного мира является человек и отдельно взятые его тело и душа. Но теория Николая Николаевича не получила должного признания у современников.

А вот сочинение «Борьба с Западом в русской литературе», написанное в 1833 году имело больший успех среди общественности. Здесь он явно проявляет протест против западного «рационализма» и выступает за самобытность русской культуры.

Сочинения Страхова Н.Н. не были собраны, что оставило на нем след «тени великих» в философском труде. Но благодаря своей уникальности, настойчивости и преданности русской философии и культуры этот человек заслуживает огромного уважения и внимания. В 1896 году писателя-философа не стало.

Биографический словарь, т. 1-4

Сын протоиерея, преп. Белгородской семинарии. Учился в Белгородском и Каменец-Подольском духовных училищах. В 1840 поступил в Костромскую семинарию. По увольнении из духовного звания (1844) поступил в 1845 в Петерб. ун-т на юрид. фак., затем одновременно - на мат., в 1848 перешел в Гл. пед. ин-т на физ.-мат. фак. В 1851 окончил его полный курс , награжден серебр. медалью и удостоен звания ст. учителя. Тогда же определен ст. учителем математики и физики во 2-ю одесскую гимназию. В 1852 перемещен во 2-ю петерб. гимназию ст. учитеяем естеств. наук. В 1857 защитил в Петерб. ун-те дис. "О костях запястья млекопитающих" и получил звание магистра зоологии; написал ряд ст. по методологии естествознания. В 1861 уволился из гимназии и до 1873 находился в отставке, занимаясь уч.-лит., филос. и Крит, трудами.

С 1 авг. 1873 зачислен в ПБ б-рем, зав. Юрид. отд-нием. Решение поступить на службу в ПБ было вызвано причинами материального характера, а также тем, что, по словам самого С, он "постоянно чувствовал недостаток образования " и потому решил: лет десять ничего не писать и учиться". Период работы в ПБ был, и в самом деле, изв. "периодом молчания" и накопления знаний. В 1874 назначен одновременно со службой в ПБ чл. Уч. к-та М-ва нар. просвещения. В 1880 С. был депутатом ПБ на открытии памятника А. С. Пушкину в Москве. С 25 нояб. 1885 уволился из ПБ на пенсию, несколько месяцев служил в К-те иностр. цензуры.

В 1889 С. избран чл.-кор. АН. По поручению АН составил несколько рец. на соч., представлявшиеся на соискание Пушкинских премий . С 1857 С. участвовал в издании "ЖМНП", сотрудничал в журн. Ф. М. и М. М. Достоевских "Время", "Эпоха". В 1863 ст. С. "Роковой вопрос", в к-рой усмотрели по-лонофильские идеи, стала поводом к закрытию "Времени". Публиковался также в журн. "Светоч", "Б-ка для чтения", "Рус. мир", "Рус. вест.", "Гражданин", "Русь", "Вопросы философии и психологии" и др. Писал под псевд.: Кос. Н.; Коси... Н.; Косица Н., "Русский" и др. В 1867 С. был ред. "Отеч. зап.", в 1869-72 - изд. журн. "Заря".

Лит. деятельность С. началась в 1850-е. Филос. воззрения С. складывались под влиянием развития естествознания второй половины XIX в., нем. классич. философии, особенно работ Г. Гегеля, и отеч. филос. традиции, восходящей к славянофильству. В своих филос. работах "Письма об органической жизни" (1859), "Значение гегелевской философии в настоящее время" (1860), "Мир как целое" (1872) и др. С. выступал против материализма, обосновывал ре-лиг.-идеалист. воззрения на мир, придерживался неославянофильства, развивал антропоцентрич. идеи о человеке как центре мироздания. Перевел на рус. яз. ряд заруб, филос. произведений ("История новой философии" К. Фишера, "История материализма..." Ф. А. Ланге, "Об уме и познании" И. Тэна, труды К- Бернара, А. Брема и др.).

Как лит. критик С. выступил продолжателем идей Н. Я. Данилевского. Вместе с А. А. Григорьевым и Ф. М. Достоевским защищал идеи почвенничества с отрицанием революции, положений западноевроп. и рус. социализма, резко критиковал рев.-демокр. направления в лит. С. полемизировал с "Современником" и "Рус. словом", не принимал "лит. нигилизм" Н. Г. Чернышевского, М. Е. Салтыкова-Щедрина, Н. А. Некрасова, обвиняя их в утилитарном подходе к искусству. Ряд работ С. посвящены глубокому анализу рус. поэзии (А. С. Пушкина, А. А. Фета, Л. П. Полонского) и прозы (А. И. Герцена, И. С. Тургенева, Ф. М. Достоевского, Л. Н. Толстого). В целом для лит.-критич. работ С. характерна связь с философией и эстетикой Ф. В. Шеллинга, Г. Гегеля и с принципами "органической критики" А. А. Григорьева. С. выступал за народность искусства, понимая ее как воспроизведение нац. характера, верований, смирения и кротости рус. народа. Наиболее важным для художника С. считал внимание к духовно-нравств. коллизиям в жизни о-ва, к чело-веч, личности.

С. подготовил к изд. т. 1 первого собр. соч. А. А. Григорьева со своей вступ. ст. (1876), был дружен с Ф. М. Достоевским и Л. Н. Толстым. К числу лучших работ С. относится цикл ст. о "Войне и мире" и восп. о Л. Толстом. Более 20 лет С. переписывался с Л. Толстым, в 1914 издана их обширная переписка, отражающая их филос. воззрения. Первый биограф Достоевского и авт. восп. о нем.

Чл. ОЛРС, Психол. о-ва, Славян, о-ва.

Награжден орденами Владимира 3-й степени, Анны 2-й степени. Имел чин д. ст. сов.

Похоронен на Новодевичьем кладб. в Петербурге.

Соч.: О костях запястья млекопитающих: Рассуждение, напис. для получения степ, магистра зоологии (СПб., 1857); О методе наук наблюдательных (СПб., 1858); О методе естественных наук и значении их в общем образовании (СПб., 1865; 2-е изд. 1900); Бедность нашей литературы: Крит, и ист. очерк... (СПб., 1868); Женский вопрос: Разбор соч. Дж. С. Милля "О подчинении женщины" (СПб., 1871); Критический разбор "Войны и мира" (СПб., 1871); Мир как целое: Черты науки о природе (СПб., 1872; 2-е изд. 1892); Славянский сборник, изд. под наблюдением и с предисл. Н. Страхова. Т. 1-3 (СПб., 1875-77); Об основных понятиях психологии (СПб., 1878); Борьба с Западом в нашей литературе: Ист. и крит. очерки (СПб., 1882-96. 3 т.; 2-е изд. 1887-98; 3-е изд. 1897. 2 т.); Дарвинизм: Крит. иссл. Н. Я- Данилевского (СПб., 1885); Критические статьи об И. С. Тургеневе и Л. Н. Толстом (СПб., 1885. 2 т.; 2-е изд. 1887; 3-е изд. 1895; 4-е изд. 1901; 5-е изд. 1908); Об основных понятиях психологии и физиологии (СПб., 1886; 2-е изд. 1894; 3-е изд. Киев, 1904); О вечных истинах: (Мой спор о спиритизме) (СПб., 1887); Заметки о Пушкине и других поэтах (СПб., 1888; 2-е изд. 1897; 3-е изд. 1913); Воспоминания о поездке на Афон (СПб., 1889); Из истории литературного нигилизма, 1861-1865 (СПб., 1890); Воспоминания и отрывки (СПб., 1892); Философские очерки (СПб., 1895; 2-е изд. Киев, 1906); Фет А. А. Поли. собр. стихотворений /С вступ. ст. Н. Страхова... (СПб., 1912)} Переписка Л. Н. Толстого с Н. Н. Страховым (СПб., 1914); Литературная критика (М., 1984).
Библиогр.: Будиловская А. Л., Егоров Б. Ф. Библиография печатных трудов Н. Н. Страхова //Уч. зап. Тартус. ун-та. 1966. Вып. 184.
Справ.: БСЭ, КЛЭ; ФЭ; Брокгауз; Муратова (1); Словарь членов Общества любителей Российской словесности при Московском университете, 1811-1911. М., 1911.
Лит.: Нива. 1888. № 26; 1895. № 42; Грот Н. Я. Памяти Н. Н. Страхова: К характеристике его философского миросозерцания . М., 1896; Колубовский Я- Н. Н. Н. Страхов //Вопр. филос. и психологии. 1891. № 3, кн. 7 (прил.); Никольский Б. В. Николай Николаевич Страхов: Крит.-биогр. очерк. СПб., 1896; Введенский А. И. Общий смысл философии Н. Н. Страхова. М., 1897; Радлов Э. Несколько замечаний о философии Н. Н. Страхова. СПб., 1900; Розанов В. В. Литературные изгнанники. СПб., 1913. Т. 1; Левицкий С. Н. Н. Страхов: (Очерк его филос. пути) //Нов. журн. 1958. Т. 54; Гуральник У. А. Ф. М. Достоевский в литературно-эстетической борьбе 60-х гг. //Творчество Достоевского. М., 1959; Долинин А. С. Достоевский и Страхов //Долинин А. С. Последние романы Достоевского. М.; Л., 1963; Первушин Н. В. Н. Н. Страхов - жертва "достоевщины" //Нов. журн. 1970. Кн. 99; Gerstein L. Nikolai Strakhov. Cambridge, 1971; Гуральник У. Н. Н. Страхов- литературный критик //Вопр. лит. 1972. № 7; Зеньковский В. В. История русской философии. М., 1991; Авдеева Л. Р. Русские мыслители: Ап. А. Григорьев, Н. Я. Данилевский, Н. Н. Страхов: Филос. культурология второй половины XIX в. М., 1992.
ПБ в печати. 1989; 100-летие. С. 393; История ПБ. С. 83; Отчеты ПБ за 1873, 1879, 1881, 1883, 1885.
Стахеев Д. И. Пустынножитель: (Повесть о книгах и книжниках) //Стахеев Д. И. Обновленный храм и др. СПб., 1891.
Некр.: ИВ. 1896. № 3; РО. Кн. 10.
Арх.: Арх. РНБ. Ф. 1, оп. 1, 1873, № 62; ОР РНБ. Ф. 47; ЦГАЛИ. Ф. 1159.
Иконогр.: Богданов. Изв. имп. О-ва любителей естествознания... Т. 70; Никольский Б. В. Указ. соч.; Грабарь И. Репин. М., 1964. Т. 2.

Страхов Николай Николаевич (годы жизни 1828-1896 гг.) является русским философом, публицистом, литературным критиком , членом-корреспондентом Петербургской АН с 1889 года. В книгах под названиями «Мир как целое» 1872 года, «Философские очерки» (1895 года) и многих других он определял религию, как высшую форму познания, критиковал материализм современного общества и спиритизм. В публицистике Страхов четко разделял почвеннические идеи. Он написал ряд статей о Толстом, выступал в качестве первого биографа Достоевского.

Он был активным сотрудником таких неославянских журналов, как «Время», «Заря» и «Эпоха». В них он отстаивал идеи и самобытности российского народа и о монархии, критиковал воззрения нигилистов и либералов, которые были достаточно популярными в то время, высказывал негативное отношение к западу. Страховым были опубликованы статьи против Писарева, а также против Чернышевского. Кроме того, он являлся философом-идеалистом, который стремился описать науку в духе пантеизма и переформировать систему естествознания рационального, которая основана на религии.

Из духовной семинарии в Костроме, обучение в которой он завершил в 1845 году, Страховым были вынесены глубочайшие убеждения о религии, которые его не оставляли на протяжении всего жизненного пути и впоследствии выступили в качестве важнейшего элемента его философии. Кроме того, у Страхова достаточно рано возник интерес к такой науке, как естествознание, что привело его на физико-математический афкультет сначала Петербургского университета, а потом Главного педагогического института. По окончанию курса он на протяжении нескольких лет занимал должность преподавателя физики и математики в гимназиях. В 1867 году им была защищена магистерская диссертация под названием «О костях запястья млекопитающих». Примерного с данного времени началась также и его деятельность в области литературы.

Биография Страхова очень насыщенна разными событиями, особенно касающимися его творческой деятельности . Он очень много переводил. Среди наиболее крупных переводов следует выделить «Историю новой философии» и «Бэкон Веруламский» К.Фишера, «Жизнь птиц» Брэма и другие. В своих работах (3 книги под общим названием «Борьба с западом в нашей литературе») Страхов проводит анализ европейского рационализма, подвергает критике взгляды Штрауса, Милля и Ренана, отвергает основы дарвинизма и старается расшифровать творчество отечественных писателей в духе славянофильском.

Вопросам естествознания и философии быть посвящены некоторые сборники Страхова. Помимо этого, им были написаны многочисленные статьи, рефераты, научные работы , часть из которых были вынесены в «Философские очерки».

О мире Страхов говорил, что он является целым, то есть связан он во всех своих направлениях, в каких может рассматривать его ум человека. Мир является единым целым, то есть он не может распасться на 2,3, либо на несколько частей - сущностей, которые связаны независимо от их личных особенностей. Данное единство мира получить можно исключительно одухотворяя природу, признавая, что действительная сущность всех вещей заключается в разных степенях духа воплощения. Следовательно, корнем всего бытия, как единого целого, является духовное вечное начало, которое составляет истинное мировое единство. Он считает, что также материализм и идеализм в равной степени могут впадать в крайности, когда стремятся они найти единственное начало всего, что существует. Данное начало усматривается или в материалом, или же в духовном.

Избежать односторонности, как отмечает Страхов, можно только в едином случае - если искать объединяющее начало, как материальной, так и духовной стороны в них самих, и выше них, и не в том мире, который представляет собой объединение материи и духовности, а за рамками мира, в высшем существе, которое отличается от мира. В качестве «узла мироздания», в котором происходит слияние вещественной и духовной стороны бытия, по мнению Страхова, выступает человек. Однако ни тело не может стать субъективным, ни душа не может получить объективность. Эти миры строго разграниченные.

Биография Страхова Н.Н. позволяет понять суть возникновения всех его идей и направленность его мыслей.

Главным философским произведением Страхова является «Мир как целое», которое современниками практически замечено не было.
Равнодушие, или если быть точнее - слепота, в творчестве философском Страхова является наследованной болезнью, которая перешла от философов советских ко многим российских. Это было отмечено Ильиным.

Помимо всего прочего, оно представляет собой интерес тем, что именно в нем Страхов, существенно опережая время, смог совершить антропологический переворот, который будет одной из основных тем религиозной русской философии более позднего времени. Именно развивая идею об иерархичности и органичности мира, Страхову удалось рассмотреть в человеке главный узел мироздания. У исследователей позднего времени его творчество не получило однозначных оценок. Собственное религиозное мировоззрение Страхов, в основном, старался обосновать при использовании доказательств от противного.

Основным объектом его полемики философской является борьба с рационализмом западноевропейских стран, для которого он выбрал наиболее подходящее понятие «просвещенство». Под данным понятием он понимал, главным образом, веру во всемогущество рассудка человека и преклонение, которое доходит до поклонения идолам, перед выводами и достижениями наук естественных. Страхов считал, что и то, и другое выступает в качестве философской базы для описания утилитарных и материалистических идей, которые были достаточно популярными, как в России, так и в Западных странах.

Значительно больший резонанс общественности получило еще одна работа Страхова - 3-х томное исследование под названием «Борьба с Западом в русской литературе» 1883 года, где ясно проявилось увлечение его идеями Шопенгауэра и Григорьева. Интерес к идеям Григорьева его сближает с так называемыми «почвенниками», а идеи Шопенгауэра его сближает с Толстым. Раскрывая истинное лицо Запада в качестве царства рационализма, он делает акцент на самобытности русской культуры. Страхов становится ярым сторонником, а также пропагандистом основных идей Данилевского о различиях культурных и исторических типов. У Страхова почвенничество оканчивается в борьбе против строя секуляризма Запада и в покорном следовании религиозно-мистическим идеям культуры у Толстого. В общем, нужно согласиться с Левицким, что именно Страхов выступил в качестве промежуточного звена между славянофилами позднего периода и религиозно-философским русским ренессансом.

Объективной и верной оценке философии Страхова главным образом мешало отсутствие целостного собрания всех его сочинений, вечное его пребывание в «стороне». Если постараться оценить значение и роль Страхова абсолютно беспристрастно, то станут очевидными его огромнейшие заслуги перед русской философией и культурой, и его необычность, что подтверждается косвенно тем, что Страхова самого нельзя зачислить к сторонникам той или иной философской, либо мировоззренческой идеи.

Обращаем Ваше внимание, что в биографии Страхова Николая Николаевича представлены самые основные моменты из жизни. В данной биографии могут быть упущены некоторые незначительные жизненные события.

Критик, публицист, философ, член-корреспондент Петербургской Академии наук (1889). Родился в семье священника. Учился в Костромской духовной семинарии (1840—1844), в Петербургском университете (1845—1848). В 1851 г. Страхов окончил естественно-математическое отделение Главного педагогического института, в 1857 г. защитил магистерскую диссертацию по зоологии.

Достоевский познакомился со Страховым сразу же после возвращения из ссылки, в самом конце 1859 г. или в самом начале 1860 г., в кружке при журнале «Светоч». С 1861 г. Страхов был ближайшим сотрудником журнала братьев Достоевских , а затем , полностью разделяя ту систему общественно-политических взглядов Достоевского, которую обычно называют «почвенничеством». Из философских работ Страхова, в которых он является последователем Г.В.Ф. Гегеля, наибольшую известность получили книги «Мир как целое» (2-е изд., 1892), «Философские очерки» (1895), «Об основных понятиях психологии и физиологии» (2-е изд., 1894). Из литературно-критических работ Страхова важнейшими являются: «Критические статьи о Тургеневе и Толстом» (2-е изд., 1895) и «Борьба с Западом в нашей литературе» (3-е изд., 1898), а также первая большая биография Достоевского в (1883).

Несмотря на всю идейную близость Достоевского и Страхова и их принадлежность к лагерю «почвенников», на их многолетние встречи (неприятие революционно-демократической критики, общность взглядов, совместное путешествие по Италии в 1862 г., Страхов — свидетель со стороны Достоевского на его свадьбе в 1867 г., их дружеская переписка в 1867—1871 гг., статья Страхова о «Преступлении и наказании» в « Отечественных записках » (1867, № 3, 4), сотрудничество Страхова в , редактируемом Достоевским, посещение Страховым Достоевского практически каждое воскресенье в последние пять лет его жизни), они все-таки никогда по-настоящему не были близки друг к другу. Это особенно ярко вскрылось в известном письме Страхова к Л.Н. Толстому от 28 ноября 1883 г. (см.: Переписка Л.Н. Толстого с Н.Н. Страховым. Т. 2. СПб., 1914. С. 307—310. Первоначально — в журнале « Современный мир ». 1913. № 10), перед которым Страхов кается в том, что так односторонне обрисовал фигуру Достоевского в своих «Воспоминаниях» о нем и приписывает Достоевскому преступление, которое совершили Свидригайлов и Ставрогин. Хотя и в «Воспоминаниях» Страхова о Достоевском уже намечалась (правда, очень осторожно) «обличительная» тенденция (правда, ниточка тянулась еще раньше, от письма Страхова к брату от 25 июня 1864 г.: «С Достоевскими я чем дальше, тем больше расхожусь. Федор ужасно самолюбив и себялюбив, хотя и не замечает этого, а Михайло просто кулак, который хорошо понимает, в чем дело, и рад выезжать на других»), так полно развившаяся в письме к Л.Н. Толстому. Но и Достоевский далеко не идеализировал Страхова. Вот что он, например, говорил о нем в письме к своей жене А.Г. Достоевской от 12 февраля 1875 г.: «Нет, Аня, это скверный семинарист и больше ничего; он уже раз оставлял меня в жизни, именно с падением "Эпохи", и прибежал только после успеха "Преступления и наказания"», а в записных тетрадях Достоевского 1872—1875 гг. есть строки: «Если не затолстеет как Страхов, затолстел человек». В 83-м томе «Литературного наследства» впервые приводится запись Достоевского о Страхове, датируемая 1877 г.: «Н.Н. С<трахов>. Как критик очень похож на ту сваху у Пушкина в балладе «Жених», об которой говорится:

Она сидит за пирогом
И речь ведет обиняком.

Пироги жизни наш критик очень любил и теперь служит в двух видных в литературном отношении местах, а в статьях своих говорил обиняком, по поводу, кружил кругом, не касаясь сердцевины. Литературная карьера дала ему 4-х читателей, я думаю, не больше, и жажду славы. Он сидит на мягком, кушать любит индеек, и не своих, а за чужим столом. В старости и достигнув двух мест, эти литераторы, столь ничего не сделавшие, начинают вдруг мечтать о своей славе и потому становятся необычно обидчивыми и взыскательными. Это придает уже вполне дурацкий вид, и еще немного, они уже переделываются совсем в дураков — и так на всю жизнь. Главное в этом славолюбии играют роль не столько литератора, сочинителя трех-четырех скучненьких брошюрок и целого ряда обиняковых критик по поводу, напечатанных где-то и когда-то, но и два казенные места. Смешно, но истина. Чистейшая семинарская черта. Происхождение никуда не спрячешь. Никакого гражданского чувства и долга, никакого негодования к какой-нибудь гадости, а напротив, он и сам делает гадости; несмотря на свой строго нравственный вид, втайне сладострастен и за какую-нибудь жирную, грубосладострастную пакость готов продать всех и всё, и гражданский долг, которого не ощущает, и работу, до которой ему все равно, и идеал, которого у него не бывает, и не потому, что он не верит в идеал, а из-за грубой коры жира, из-за которой не может ничего чувствовать. Я еще больше потом поговорю об этих литературных типах наших, их надо обличать и обнаруживать неустанно».

Комментируя эту антистраховскую запись Достоевского, Л.М. Розенблюм справедливо предполагает, что Страхов видел эту запись, когда А.Г. Достоевская предоставила ему и профессору возможность ознакомиться с архивом Достоевского для подготовки первого тома посмертного Собрания сочинений писателя и когда было решено издать также большую часть последней тетради Достоевского. Совершенно очевидно, замечает Л.М. Розенблюм, что А.Г. Достоевская не заметила этой антистраховской записи, иначе она бы упомянула о ней в заявлении по поводу письма Страхова к Л.Н. Толстому. «Страхов, конечно, понимал, — пишет Л.М. Розенблюм, — что со временем не только последняя тетрадь Достоевского, но и все остальные будут опубликованы. Знал он также, что когда-нибудь будет издана и переписка Льва Толстого. Быть может, и эту мысль отчасти имел он в виду, направляя письмо Толстому, своеобразный "ответ" Достоевскому».

Об истоках гнусной клеветы Страхова рассказывает внучка знакомой Достоевского З.А. Трубецкая: «Когда Достоевский бывал в великосветских салонах, в том числе у Анны Павловны Философовой, он всегда, если происходила какая-нибудь великосветская беседа, уединялся, садился где-нибудь в углу и погружался в свои мысли. Он как будто засыпал, хотя на самом деле слышал все, о чем говорили в салоне. Поэтому те, кто первый раз видел Достоевского на великосветских приемах, были очень удивлены, когда он, как будто спавший до этого, вдруг вскакивал и, страшно волнуясь, вмешивался в происходивший разговор или беседу и мог при этом прочесть целую лекцию. Мой дядя Владимир Владимирович рассказывал нам следующий эпизод, очевидцем которого он был сам.

На этот раз гостей у Анны Павловны было немного, и после обеда все гости, среди которых был и Достоевский, перешли в маленькую гостиную пить кофе. Горел камин, и свечи люстр освещали красивые отливы платьев и камней. Началась беседа. Достоевский как всегда забрался в угол. Я, рассказывал дядя, по молодости лет, подумывал, как бы удрать незаметно... Как вдруг кто-то из гостей поставил вопрос: какой, по вашему мнению, самый большой грех на земле? Одни сказали — отцеубийство, другие — убийство из-за корысти, третьи — измена любимого человека... Тогда Анна Павловна обратилась к Достоевскому, который молча, хмурый, сидел в углу. Услышав обращенный к нему вопрос, Достоевский помолчал, как будто сомневаясь, стоит ли ему говорить. Вдруг его лицо преобразилось, глаза засверкали, как угли, на которые попал ветер мехов, и он заговорил. Я, рассказывает дядя, остался как прикованный, стоя у двери в кабинет отца и не шелохнулся в течение всего рассказа Достоевского.

Достоевский говорил быстро, волнуясь и сбиваясь... Самый ужасный, самый страшный грех — изнасиловать ребенка. Отнять жизнь — это ужасно, говорил Достоевский, но отнять веру в красоту любви — еще более страшное преступление. И Достоевский рассказал эпизод из своего детства. Когда я в детстве жил в Москве в больнице для бедных, рассказывал Достоевский, где мой отец был врачом, я играл с девочкой (дочкой кучера или повара). Это был хрупкий, грациозный ребенок лет девяти. Когда она видела цветок, пробивающийся между камней, то всегда говорила: "Посмотри, какой красивый, какой добрый цветочек!" И вот какой-то мерзавец, в пьяном виде, изнасиловал эту девочку, и она умерла, истекая кровью. Помню, рассказывал Достоевский, меня послали за отцом в другой флигель больницы, прибежал отец, но было ужо поздно. Всю жизнь это воспоминание меня преследует, как самое ужасное преступление, как самый страшный грех, для которого прощения нет и быть не может, и этим самым страшным преступлением я казнил Ставрогина в "Бесах"...

Этот рассказ я неоднократно слышала от своего дяди и помню, как он был страшно возмущен, когда прочел печально известное письмо Страхова к Л. Толстому, в котором Страхов приписал преступление Ставрогина самому Достоевскому. Дядя снова вспомнил рассказ Достоевского в салоне Анны Павловны и сказал, что это чудовищная клевета, что этого не могло быть даже и в мыслях Достоевского, ибо мысль еще грешнее действия!».

Но не одни только близкие пользовались добротою Федора Михайловича: существуют многочисленные свидетельства, печатные и устные, что никто из обращавшихся к нему незнакомых ему людей не уходил от него без дружеского совета, указания, помощи в той или другой форме. Мог ли поступать подобным образом человек, "нежно любивший одного себя", как о нем пишет Н.Н. Страхов?

Федор Михайлович, по словам Н.Н. Страхова, был "завистлив". Но лица, интересующиеся русскою литературой, помнят и знаменитую его "Пушкинскую речь", и восторженные и защитительные статьи, и отзывы его в "Дневнике писателя" о Некрасове, гр. Л. Толстом, Викторе Гюго, Бальзаке, Диккенсе, Жорж Занде, которым он, очевидно, не «завидовал». Подозревать Федора Михайловича в зависти к чинам, карьере или богатству других людей было бы странно, когда он сам, во всю свою жизнь, ничего для себя не искал и добровольно раздавал нуждающимся все, что имел.

Но еще поразительнее для нас в письме Н.Н. Страхова — это обвинение Федора Михайловича в "разврате". Лица, близко знавшие его в молодости в Петербурге и в Сибири ( , и др.), в своих воспоминаниях о Федоре Михайловиче ни единым намеком не обмолвились о развращенности его в те отдаленные времена. Мы же, знавшие Федора Мих<айловича> в последние два десятилетия его жизни, можем засвидетельствовать, что знали его как человека, больного тяжкою болезнию (эпилепсией) и вследствие ее иногда раздражительного и неприветливого, всегда поглощенного в свои литературные труды и часто удрученного житейскими невзгодами, но всегда доброго, серьезного и сдержанного в выражении своих мнений. Многие из нас знают Федора Михайловича и как прекрасного семьянина, нежно любившего свою жену и детей, о чем свидетельствуют и его напечатанные письма.
Все сказанное Н.Н. Страховым в вышеупомянутом письме до того противоречит тому представлению, которое мы вынесли о нравственном облике Ф.М. Достоевского, из более или менее близкого с ним знакомства, что мы считаем нравственным долгом своим протестовать против этих ни на чем не основанных и голословных обвинений Н.Н. Страхова». ( Белов С.В. Переписка А.Г. Достоевской с современниками // Байкал. 1976. № 5. С. 144)

Этот протест не был напечатан отдельно, а был положен А.Г. Достоевской в основу специальной главы ее «Ответ Страхову» (С. 416—426). Историю этой клеветы Страхова подробно исследовал и убедительно опроверг В.Н. Захаров в своей книге «Проблемы изучения Достоевского» (Петрозаводск, 1978), хотя и опровергать-то ничего не надо было, ибо «гений и злодейство — две вещи несовместные» (см.: Белов С.В. «Гений и злодейство — две вещи несовместимые» // С. 5—20).

Известны 24 письма Страхова к Достоевскому и 25 писем Достоевского к Страхову.