Три обезьяны — не вижу, не слышу, не скажу: символ чего, что означает. Три обезьяны Что символизируют 3 обезьяны
Многие из нас знают как выглядят три обезьяны, символизирующие буддистскую идею недеяния зла. Но есть и четвёртая обезьяна. Что же символизирует она? И почему об этой симпатяге, стеснительно прикрывающей свой живот и промежность, мало кто знает?
Три мудрые обезьяны, олицетворяющие буддистский принцип недеяния зла: «не видеть зла», «не слышать зла», «не говорить о зле», многим хорошо знакомы. Обезьяны Ми-дзару, Кика-дзару и Ива-дзару «прячутся» от зла, закрывая рот, глаза и уши; их изображения часто встречаются, а также — копируются и пародируются.
Но есть и четвёртая обезьяна, изображение которой встречается гораздо реже. Забытая Сэдзару воплощает принцип «не совершать зла» и прикрывает руками живот или область промежности. Так как японцы считают число четыре несчастливым, четвёртая обезьяна упоминается очень редко.
«Три обезьяны» стали популярны ещё в XVII веке, благодаря скульптуре над дверьми знаменитого синтоистского святилища Тосёгу в японском городе Никко. Чаще всего происхождение символа связывают с народным верованием Косин.
Схожая фраза есть в книге Конфуция «Лунь Юй»: «Не смотри на то, что неправильно. Не слушай того, что неправильно. Не говори того, что неправильно. Не делай того, что неправильно» (非禮勿視, 非禮勿聽,非禮勿言, 非禮勿動). Возможно, именно эти фразы были в дальнейшем упрощены в Японии, применительно к четырём обезьянам.
Отсидев девять месяцев в тюрьме за преступление, которого не совершал, Эюп возвращается домой к жене и бездельнику-сыну. Девять месяцев срок небольшой, но за это короткое время в семье Эюпа произошли значительные перемены. У сына Исмаила, не заработавшего за свою не столь короткую жизнь ни гроша, вдруг откуда-то появляется дорогой по меркам бедной семьи автомобиль, законная супруга сторонится мужа, ведет себя весьма странно, что дает основания Эюпу подозревать ее в измене. Истина где-то рядом, но хранители правды предпочитают молчать, тщательно скрывая суть тех событий, что произошли в семье, пока муж и отец был в полнейшей изоляции от мира.
Описываемые события, связанные с возвращением Эюпа, происходят в середине фильма. У них есть предисловие и эпилог. Что касается предисловия, с него собственно и начинается это внешне спокойное, неторопливое киноповествование. На проселочной дороге мы видим труп неизвестного мужчины, сбитого случайно или намеренно известным политиком, участвующим в каких-то выборах и естественно не могущим себе позволить быть уличенным в преступлении. Сервет (так зовут политика) за деньги, в которых так нуждается семья Эюпа, уговаривает последнего взять вину на себя и отсидеть за него, Сервета, в тюрьме. О том, что Эюп невиновен, знают его жена и сын, но предпочитают молчать, подчиняясь воле главы семьи. Пока Эюп мотает срок, его сын Исмаил продолжает валять дурака: всё лето где-то болтается, связывается с какой-то нехорошей компанией, либо сидит дома, лоботрясничает. Жена эта загадочная женщина с повадками аристократки, зарабатывающая на жизнь нехитрой работенкой в столовой, заводит роман с Серветом (шефом Эюпа и истинным виновником трагедии на дороге). Собственно, поначалу Сервету нужно тело жены Эюпа, а ей, в свою очередь, деньги. Но сама того не желая, супруга заключенного начинает испытывать безумную страсть к Сервету, что в итоге приводит к еще одной трагедии.
Одна ложь, одно зло порождают целую цепь драматических эпизодов, неотвратимо приводящих к распаду, возможно, некогда крепкой семьи. Причины их кроются в каждом из четырех персонажей картины Нури Бильге Джейлана. И хотя поначалу мы всё же больше сочувствуем Эюпу, ради семьи готовому пойти в тюрьму, финал (тот самый условный эпилог) киноленты отвращает нас и от него.
Основанная на японской притче о трех обезьянах эта замечательная турецкая картина снята, как и многие восточные фильмы (взять того же Киаростами), весьма аскетично. Сюжет развивается по строгим законам классической драматургии, каждый кадр максимально содержателен, в том смысле, что в каждом присутствует один из героев, а их эмоциональное состояние (а внутри каждого из персонажей, безусловно, происходят на протяжении всего фильма бурные трансформации) передано немногочисленными деталями, штрихами, коих вполне достаточно, чтобы понять вдумчивому зрителю. Фильм Джейлана очень камерный, в нем нет ничего лишнего: привязки к местности (за исключением важного символа моря), ко времени (единственная, также немаловажная деталь мобильный телефон), сколько-нибудь ярко выраженной социальной проблематики. Всё сосредоточено на взаимоотношениях нескольких людей, волею судьбы оказавшихся связанными друг с другом. Минимальными средствами режиссер на свой лад воспроизводит философски осмысленное японское наблюдение за человеческой жизнью, отравленной ложью и глупостью.
Картина Джейлана, несмотря на всю свою простоту и аскетичность (в духе того же Киаростами), тем не менее содержит массу важных деталей и символов. Это и дождь с грозой, с которых начинается и заканчивается фильм; нож, лежащий на столе ("ружье», которое обязательно должно выстрелить); бескрайнее море, словно впитавшее в себя бурю чувств и эмоций основных персонажей; внезапное головокружение и рвота Исмаила, вызванные непонятно по какой причине, возможно, самой Судьбой, имеющие важное значение для последующих событий; откровенные, кроваво-красные наряды жены Эюпа и т. д. Все эти детали, символы, метафоры не случайны и ненавязчивы, все «работают на идею», на замысел. От того «простая история» не кажется обычной мелодрамой или чем-то похожим на триллер-детектив, а приобретает свойства той самой притчи, на основе которой и был снят фильм.
Следует отметить, что в последние годы кинематограф южных неевропейских стран (Турцию я к Европе никак не отношу) завоевывает всё большую популярность, получая многочисленные призы на всевозможных киносмотрах. Думается, что это не случайно. Европейский арт-хаус со своими извечными депрессиями и «чернухой» порядком поднадоел. У людей появилась тяга к простым и вечным историям о любви и ненависти, дружбе, измене, вражде и человечности. К таким людям, любящим хорошее кино, могу смело отнести и себя, а потому, с удовольствием посмотрев картину Джейлана, рекомендую его всем киноманам.
Существует японская притча о трех обезьянах. Одна из них закрывает лапками свои глаза, другая - уши, а третья закрывает свой рот. Своим жестом первая обезьянка говорит: "Я не вижу зло и глупость". Вторая говорит: "Я не слышу зло и глупость". Третья: "Я не разговариваю со злом и глупостью".Некоторые нэцкэ изображают Самбики-сару - трех обезьян, каждая из которых закрывает лапками либо рот, либо уши, либо глаза. Этот сюжет является иллюстрацией буддийской идеи «не видеть зла, не слышать зла и не говорить зла». В Японии он связан с главным синтоистским святилищем японцев - храмом Тосёгу. Он находится в городе Никко и является мавзолеем всемогущего феодального правителя Японии, полководца и сегуна Иэясу Токугавы (1543-1616). Захватив власть в стране, он прекратил кровавые феодальные междоусобицы, которые до того времени терзали Японию. После его смерти великолепный мавзолей, строительство которого длилось с ноября 1634 по апрель 1636 г., стал своеобразным символом подчинения центральной власти. Непомерные расходы по строительству храма настолько ослабили финансовые возможности местных феодалов, что они уже не могли строить козни против института сёгуната.
В состав Тосёгу входит небольшое, но великолепно декорированное здание Священной конюшни. В ней в свое время содержалась лошадь, на которой, согласно синтоистским верованиям, ездили сами боги. В средневековой Японии своеобразным духом-хранителем лошадей считалась обезьяна. Не удивительно, что стены Священной конюшни покрыты ажурной резьбой по дереву, главными сюжетами которой являются фигурки обезьян. Одна из центральных панелей изображает трех обезьян, демонстрирующих своими позами неприятие зла. Эти полуметровые фигуры широко известны по всей Японии как «три обезьяны из Никко».
Любопытно, что по-японски фраза «ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю» звучит как «мизару, киказару, ивазару». Японское слово же «обезьяна» звучит сходно с окончанием каждого из этих трех глаголов - «зару» или «дзару». Поэтому изображение обезьян, иллюстрирующих буддийскую идею неприятия зла, является в японской иконографии следствием своеобразной игры слов. Эту тему мастера нэцкэ часто отражали в своих произведениях.
Три Мистических Обезьяны с прикрытыми глазами, ушами и ртом означают следующее: "Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле".
Три мудрых обезьяны на резном деревянном панно, украшающем священную конюшню в святилище Тосёгу, (Никко, Япония)
Три обезьяны (от японского: 三猿, санъен или сандзару , также 三匹の猿, самбики но сару, буквально «три обезьяны»; англ. three wise monkeys , «три мудрые обезьяны») - устойчивая художественная композиция, символ, выражающий принцип «не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле».
Обезьян называют Мидзару - она закрывает глаза, «кто не видит зла»; Кикадзару , - закрывает уши, «кто не слышит зло», и Ивадзару , - прикрывает рот, «кто не говорит о зле». Иногда в композицию добавляется четвёртая обезьяна - Сидзару , «кто не совершает зла». Она может изображаться с руками, прикрывающими пах.
Известны различные толкования символа трёх обезьян . В западной культуре три обезьяны часто рассматриваются негативно, как выражение нежелания замечать, признавать и обуждать существующие проблемы.
Происхождение
Три обезьяны получили популярность, благодаря изображению над дверями священной конюшни в синтоистском святилище Тосёгу в японском городе Никко. Всего здание украшают 8 резных панно, два из которых изображают композицию с тремя обезьянами. Резьбу выполнил в XVII в. художник Хидари Дзингоро. Полагают, что он использовал в качестве основы конфуцианские нравственные принципы. В японскую философию три обезьяны проникли среди прочих буддистских легенд с учением школы Тэндай, пришедшей в Японию из Китая в VIII в. в период Нара.
В китайской культуре принцип, схожий с изображением трёх обезьян, можно встретить в книге Конфуция (Кун-цзы) «Лунь Юй»: «Не смотри на то, что идет вразрез с приличием; не слушай то, что идет вразрез с приличием, не говори то, что идет вразрез с приличием, не делай то, что идет вразрез с приличием» (非礼勿视,非礼勿听,非礼勿言,非礼勿). Вполне возможно, что эта фраза была переосмыслена и упрощена в Японии.
Хотя конфуцианский принцип не имеет ничего общего с обезьянами, композиция могла появиться от простой игры слов. По-японски «мидзару, кикадзару, ивадзару» (见ざる, 闻かざる, 言わざる, или с суффиксом в кандзи, 见猿, 闻か猿, 言わ猿), буквально «не вижу, не слышу, не говорю». «Сидзару» также записывается, как «し猿», «не делаю». В японском, «дзару» явлется архаичным отрицательным спряжением глаголов, совпадая с «дзару» - вокализацией суффикса «сару» со значением «обезьяна» (это одно из чтений 猿). Таким образом, видимо, обезьяны возникли из-за игры слов.
Однако, возможно, что три обезьяны имею более глубокие корни, чем простая игра слов. Святилище в Никко является синтоистским, а обезьяны имеют чрезвычайно важное значение в религии Синто. Существуют даже важные праздники, которые отмечаются в год обезьяны (происходящих каждые двенадцать лет) и специальный праздник отмечается каждый шестидесятый год «Косин».
Верование (или практика) Косин (яп. 庚申) - народная традиция, имеющая корни в китайском даосизме и поддерживаемая монахами буддистской школы Тэндай с конца X в. Именно верование Косин дало наиболее массовые примеры изображений трех обезьян. Значительное количество каменных стел известно по всей восточной части Японии вокруг Токио. В более поздний период Муромати становится традицией во время соблюдения Косин возводить резную каменную стелу с изображением обезьян.
«Три обезьяны» описывались, как помощники Сарута Хито но Михото или Косин, божества дорог. Праздник Косин проводился каждый 60-й день. Считается, что в этот день Небу открываются все дурные поступки, совершенные за прошедшие 59 дней. Возможно, что три обезьяны символизируют всё, что было сделано неправильно.
В английском языке, имена обезьян иногда представляются как Mizaru , Mikazaru , и Mazaru . Не ясно, как появились два последних слова.
Народное верование
Три обезьяны, прикрывающие глаза, рот и уши, вероятнее всего, появились в среде народного верования Косин, имеющего корни в китайском даосизме и испытавшего синтоистское влияние.
Не вполне ясно, чем именно вызвано появление обезьян в веровании Косин. Предполагается, что обезьяны связаны с санси и небесным Нефритовым императором Тэн-Тэй , чтобы не видеть, говорить или слушать плохие поступки человека. Санси (яп. 三尸) - три червя, живущие в теле каждого человека. Санси следят за добрыми делами и, особенно, плохими поступкми своего носителя. Каждые 60 дней, в ночь, называемую Косин-мати (庚申待), если человек спит, санси покидают тело и отправляются к Тэн-Тэй (天帝), Небесному Богу, чтобы дать отчет о деяниях этого человека. Тэн-Тэй на основании такого доклада решает, нужно ли наказывать человека, насылать на него болезни, сокращать время его жизни или посылать ему смерть. Последователи верования Косин, имеющие основания опасаться последствий своих проступков, должны бодрствовать в течение ночи Косин, дабы предотвратить выход санси к Небесному Императору.
Значение пословицы
Существуют разногласия по поводу происхождения фразы, выражаемой тремя обезьянами. Известны различные объяснения смысла выражения «не вижу зла, не слышу зло, не говорю о зле».
- В Японии пословица просто рассматривать, как аналог «золотого правила».
- Некоторые просто воспринимают пословицу, как напоминание не подсматривать, не подслушивать и не сплетничать.
- Раннее ассоциации трёх обезьян с шестью грозными вооружёнными божествми Ваджракилая является отсылкой на буддистскую идею о том, что если мы не будем слышать, видеть или говорить о зле, мы сами должны быть избавлены от всякого зла. Это напоминает английскую поговорку «Speak of the Devil - and the devil appears» («Помяни Дьявола - и дьявол появляется»).
- Некоторые считают, что тот, кто не подвергается злу (через зрение или звук) не будет выражать, что зло в своей речи и действия.
- В настоящее время «Не вижу зла, не слышу зла, не говорю о зле» обычно используется для описания тех, кто не хочет быть вовлеченным в ситуацию, или кто-то умышленно игнорирует безнравственный акт.
- В итальянской версии, «Non vedo, non sento, non parlo» (ничего не вижу, ничего не слышу, ничего не говорю), выражает «Омерту» - кодекс чести и круговую поруку в рядах мафии.
- Во многих интерпретациях фразу можно рассматривать, как способ избежать распространения зла. Не слушайте зло, чтобы они не влияло на вас. Не читайте то, что о зле или смотрите на зло, чтобы оно не влияло на вас, и, наконец, не повторяйте изустно зло, чтобы оно не могло распространиться.
Культурное влияние
Статуэтка трёх мудрых обезьян
Три мудрых обезьяны и связанные с ними пословицы известны по всей Азии и в западном мире. Они послужили источником для многих художественных произведений, например, живописи в жанре укиё-э
Есть много предположений относительно места появления трех обезьян: называют и Китай, и Индию, и даже Африку, но родина трех обезьян - все-таки Япония. Подтверждением может являться прочтение по-японски действий, выражаемых композицией: «не вижу, не слышу, не говорю» (при записи с использованием кандзи 見猿, 聞か猿, 言わ猿 - мидзару, кикадзару, ивадзару). Суффикс, придающий отрицание «-дзару» созвучен слову «обезьяна», по сути является озвонченным вариантом слова «сару» (猿). Получается, что изображение трех обезьян - своего рода каламбур или ребус, игра слов, понятная только японцу. Итак....
Несомненно первоначальное религиозное значение обезьяньей группы. Часто ее прямо называют буддистскимсимволом, но не все так просто. Да, буддизм принял трех обезьян, но не он, вернее, не он один был колыбелью трех обезьян.
Религия в Японии обладает особыми свойствами: она необычайно податлива и при этом упруга: на протяжении истории японцы встречали многие религиозно-философские учения, принимали и перерабатывали их, соединяя, порой несоединяемое в сложные системы и синкретические культы.
Культ Косин
Три обезьяны первоначально связаны с одним из японских народных верований - Косин. Имея в своей основе китайский даосизм, вера Косин относительно проста: один из главных постулатов состоит в том, что в каждом человеке «живут» три некие сущности-наблюдателя («червя»), собирающие на своего хозяина компромат и регулярно во время его сна отправляющиеся с докладом к Небесному Владыке. Последователю культа во избежание больших неприятностей требуется всячески воздерживаться от зла, а не преуспевшим в этом, чтобы эти внутренние информаторы не смогли вовремя передать «в центр» нечто неблаговидное, в расчетное время «сеансов» (обычно раз в два месяца) нужно воздерживаться от сна, проводить бдения.
Когда появились три обезьяны
Вопрос о точном времени появления трех обезьян, видимо, не разрешим, отчасти из-за народного характера веры, не имеющей централизации и каких бы то ни было архивов. Приверженцы культа Косин устанавливали каменные монументы (косин-то). Вот на них и сто́ит искать древнейшие материально зафиксированные образы трех обезьян. Проблема в том, что датировать такие памятники сложно.
Некоторую определенность дают самые знаменитые из трех обезьян. Для японцев такая композиция известна под именем «три обезьяны из Никко».
Три обезьяны из Никко
Никко - один из древнейших и известнейших религиозных центров Японии. Он расположен в 140 км к северу от Токио. Отношение японцев к Никко можно оценить по поговорке «не говори кэкко (яп. замечательно), пока не увидел Никко». А са́мой известной достопримечательностью замечательного Никко служит синтоистское святилище Тосёгу, включенное в список Всемирного Наследия ЮНЕСКО и в Национальные сокровища Японии. Тосёгу - комплекс сооружений, украшенных богатой выразительной деревянной резьбой. Второстепенное хозяйственное здание комплекса - конюшня - стала всемирно известной, благодаря вырезанным на ней трем обезьянам.
Помимо всеобщей известности обезьяны из Никко могут дать нам точную верхнюю границу появления символа. Постройку конюшни с ее украшениями уверенно относят к 1636 г., таким образом, к этому времени три обезьяны уже существовали, как единая композиция. Можно осторожно отодвинуть время появления трех обезьян на 1-2 столетия до изображения их в Никко, вряд ли обезьяны в культе Косин заимствованы с конюшни святилища, логичнее предположить обратное направление заимствования, причем символизм должен быть достаточно сформирован и широко известен.
Значение трех обезьян
Смысл композиции часто истолковывается не совсем верно: западному человеку проще увидеть в трех обезьянах эдакого коллективного страуса, засунувшего голову в песок перед лицом проблем.
Так что же символизируют обезьяны? Если вспомнить японское чтение-каламбур (не вижу - не слышу - не произношу) композиции, можно понять, что она служит визуальным выражением соответствующих отрицаний.
Основа, объединяющая разные религиозный и философские течения (в том числе и культ Косин) - цель развития личности - достижение просветления, противостояние всему неистинному (по-английски просто «evil» - то есть злу) внутри и снаружи. Например, у буддистов есть механизмы, которые можно иллюстрировать обезьянками, это выработка своеобразных «фильтров», не позволяющих неистинному достигать сознания, буддист должен «не слышать» «зла». Один из англоязычных вариантов названия композиции из трех обезьян «no evil monkeys» - «обезьяны без зла». Если человек будет соблюдать принципы, изображаемые обезьянами, он неуязвим. А по сути же три обезьяны - плакат-напоминание, вроде советского «Не болтай!», призыв к сохранению чистоты (равно этической и эстетической).
Иногда добавляется четвёртая обезьяна - Сидзару, символизирующая принцип «не совершать зла». Она может изображаться прикрывающей свой живот или промежность.
Ну то есть, еще не распускай то, что у тебя ниже пояса...